Сатори Учиха
Утро в доме Хотару начиналось с запахов. Не с гула улиц, не с птиц за окнами — а с того тонкого аромата риса, легкого
бульона и сладковатого жареного тофу, который плыл сквозь щели раздвижных дверей и мягко касался сознания. Сатори
Учиха ещё лежала на боку, под лёгким одеялом цвета индиго, одна рука под головой, другая с маленькой керамической
чашей саке, из которой она лениво потягивала, будто капли рассвета. Комната была залита мягким светом приглушённым,
как сама атмосфера дома. Её длинные чёрные волосы раскинулись по подушке, а взгляд — полуприкрытые глаза с ленью
благородной кошки — был устремлён в потолок. Тело ещё отдыхало, но разум уже был где-то между. Не в мире войны, не
в мире долга. В мире покоя, который случается редко, почти случайно. И в таких утра — особенно вкусно ждать. Она так
же слышала, как Хотару шуршит чем-то в кухне. Не торопясь. Как будто знала, что гостья ещё не совсем проснулась, и
что Сатори даже не подумает встать — и была права. Дом Хотару всегда казался Сатори чем-то другим. Не как у Учиха
нестрогим, тёплым. Здесь не надо было следить за каждым взглядом, за каждым словом. Здесь можно было пить саке утром,
лёжа, с распущенными волосами, не будучи ни шиноби, ни Учиха. Просто — женщиной, уставшей, сильной, живой. Она
улыбнулась краем губ, сделала ещё один глоток — сухой, горький вкус обжёг нёбо, как напоминание, что мир всё же
существует за пределами этой комнаты. Но пока он там — она здесь. В подруге, в свете, в тихих звуках кухни. Скоро
появится Хотару — с подносом, где, без сомнения, будет всё идеально: чашка зелёного чая, миска с мисо, аккуратно
выложенные ломтики омлета и рис с кунжутом. Сатори знала это — и ждала. Не завтрака, нет. Ждала момента, когда
Хотару войдёт, посмотрит, улыбнётся — и мир станет немного тише. Она подняла чашу, прищурилась в свет:
— Пусть утро длится долго.