1. Каори Курама
2. Страна Огня
3. 17 лет/1.68/40
4. Джонин D
5. Шиноби Клана
6. А
7. Добрая, отзывчивая, с довольно горячим нравом и боевым характером
8. Искусство разного вида, тренировки, друзья
9. Каори родилась в клане Курама что в Стране Огня, и так же довольно таки славится своими гендзюцу, росла
так же в полной семье, имеет младшую сестренку. Конечно по гендзюцу она довольно таки средний уровень, но
это все компенсирует так же тайдзюцу, которым девушка то и дело вместе с гендзюцу занимается целыми так
то днями. Имеет множество друзей в клане, а так же не плохую репутацию очень целеустремленной и так же
амбициозной девушки.
10. Статы/Снаряжение:
НИН — 25
ТАЙ — 35
ГЭН — 30
ИНТЕЛЛЕКТ — 20
СИЛА — 25
СКОРОСТЬ — 35
ЧАКРА — 20
СНАРЯЖЕНИЕ — СНШ

11. Ниндзюцу/Тайдзюцу/Сенсор - Огонь/Земля
12. Улучшенный Геном Клана Курама
13. Миловидная девушка не высокого роста, с длинными каштановыми волосами а так же синими и красивыми
глазами, и с частой улыбкой на лице.
14. Техники
Гендзюцу Клана Курама
Техника Телесного Мерцания
Взрывной Клон
Каменная Пуля
Демоническая Иллюзия: Связанная Древом Смерть
Иллюзия Связывающей Жерди
Сенсорная Техника
Великий Огненный Шар
Огненный Поток
Земляной Дракон
Ночной Мотылек
Вечерний Слон
Удар Блокировки Чакры
Тихий Кулак
Семь Небесных Вздохов
Ураган Листа
Одиночный Первичный Лотос
Бог-дракон Листа
Полуденный Тигр
Каменное Дробление Листа
Ревущий Ураган

Ohagi

Принято! Приятной игры.

Unagi Doll

Принято! Приятной игры.

Arisa

Принято! Приятной игры.
(Дальнейшая регистрация Учиха закрыта)

Kisarazu Misa

Приятно! До скорого)

Белый Король

Приняты

1. Инари Учиха-Хьюга
2. Коноха/ Нукенин / Странник
3. 22 года, 184/72/
4. Ранг : Джоунин ранг D
5. Должность: Беженец Конохи
6. Группа крови: AB (IV) Rh+ — четвёртая положительная

7.  Личность

Инари Учиха-Хьюга — имя, которое на слуху у тех, кто не привык читать между строк, но в его сердце прячется целая вселенная. Кажется, что его душа наполнена светом, но, по сути, она — не что иное, как раздробленные лучи, что отражаются от темных углов его самого. Он — как загадка, облечённая в радость. Его смех — это не весёлый отклик на мир, это его манера скрывать тот ужас, что прячется в его душе. Его глаза, полные того, что когда-то было и что он никогда не сможет вернуть, смотрят не на людей, а сквозь них — и в этой пустоте, что между ними, скрыто всё его существо.

Он снаружи — светлый, искрящийся, готовый поднять настроение каждому, с кем встречается, но за этим слоем лёгкости скрывается нечто куда более сложное. За его улыбкой и бесконечным оптимизмом скрывается то, что он боится осознавать. Тот груз, что на нём лежит, он не может сбросить, потому что он сам его носит, как незримую печать. Это не просто память — это бремя, которое он принял, и которое будет с ним, пока не отпустит себя.

Инари научился сдерживать в себе этот хаос, скрывать его под маской веселья и беззаботности. Он понимает, что жизнь — это не то, что происходит, а то, как мы это воспринимаем. Но он не может избавиться от ощущения, что что-то упущено. Не спасённый, не защищённый, не обнятый — он стал тем, кто сам по себе, и в этом одиночестве скрыта его сила. Он понимает, что важнейшая битва, которую он ведёт, — это не с врагами, а с самим собой, с тем, что он мог бы сделать и что не сделал.

Он был слишком мал, чтобы помочь ей тогда. Слишком слаб, чтобы защитить. И это чувство беспомощности стало его тенью, которая преследует его каждое утро и каждую ночь. Он помнит её взгляд, её страх, её боль — и не может простить себе того, что не был рядом. Это проклятие — не то, что он носит снаружи, это то, что живёт внутри него, в самой его сути. Он бежит от этого чувства, но оно настигнет его, как ни крути.

Так что же он делает, когда встречает мир? Он смеётся. Смех — это его броня, его способ скрыться, укрыться от боли, которую невозможно забыть. Но за каждым его словом скрыта не просто радость, а борьба за право быть собой, за право не предавать того, что ему дорого, за право чувствовать — хоть и не всегда то, что подсказывает разум.

Инари выбрал путь, по которому идти было бы проще, если бы он не был так сильно связан с тем, что оставил позади. Он ушёл от своего клана, как человек, который расставался с детством, с теми иллюзиями, что подсказывают нам, что семья — это всё. Но его решение было не простым. Он разорвал связь с тем, что хотел бы оставить за спиной, чтобы не потерять то, что имело значение для него на самом деле. Он отказался от своего рода, от своего прошлого, от всего, что определяло его до этого момента, потому что именно это он считал необходимым для того, чтобы быть свободным. Но теперь, когда он смотрит на своё прошлое, он видит, что цена свободы — это цена того, что он потерял.

В его сердце есть не только любовь — есть и горечь утраты, которая так и не сходит. Он не может закрыть глаза на то, что мир, как он его видел, больше не существует, что то, что было его фундаментом, исчезло, как тень на закате. Но всё же он живёт с этим, и эта боль, несмотря на всё, делает его сильным. Он носит её с гордостью, как знамя, потому что, в конечном счёте, именно она даёт ему силу бороться.

Инари — не идеализированная фигура. Он не святой, не герой, он человек с ранами, с тем, что не может исцелить. Но именно поэтому он так уникален. Он не скрывает свою слабость, он не пытается быть кем-то другим. Он понимает, что идеалы — это обманчивые конструкции, а счастье — это не состояние, которое можно достичь, а путь, который нужно пройти. Он не гонится за признанием, не стремится к славе. Он живёт ради тех, кто рядом, ради того, чтобы сохранить то, что не поддается времени и разрушению.
Он не останавливается, несмотря на боль, несмотря на тени, что всегда с ним. Его внутренняя сила — в его человечности, в его принятии того, что его путь не будет лёгким. Но, несмотря на это, он идёт. И каждый шаг его — это шаг к тому, чтобы быть тем, кем он был всегда, тем, кто не боится быть настоящим.

Он готов отдать всё ради тех, кого он любит. Но именно поэтому он и потерял всё. Потому что истинная любовь — это не только отдать. Это также оставить за собой всё, что может помешать идти вперёд, это согласие носить свой крест и не жаловаться на груз, который лежит на твоих плечах.

Инари Учиха-Хьюга, кажется, живёт между светом и тенью. Он — свет, но свет, который ведёт через тьму. Он — яркий, как луч, но этот луч никогда не будет безукоризненно чистым. Он носит в себе всю тяжесть прошлого и решает не сдаться, не побежать, а пройти свой путь до конца, чтобы, возможно, когда-то, спустя годы, быть тем, кто осветит темные углы чужих сердец.

8. Интересы

- Помощь другим: Инари всегда стремился помогать тем, кто в этом нуждается. Его доброе сердце и стремление к справедливости проявляются в его действиях, будь то помощь простым людям или участие в сложных ситуациях, где он может сделать мир хотя бы немного лучше.
- Тренировки и развитие: Несмотря на свою доброту и жизнерадостность, Инари не перестаёт развиваться. Он посвящает много времени улучшению своих боевых навыков, как с шаринганом, так и с другими техниками. Он понимает важность силы и дисциплины для защиты близких и тех, кого он любит.
-Исследование мира: Инари — любознательный человек, стремящийся узнать больше о мире, который его окружает. Он любит исследовать новые места, знакомиться с культурами и различными людьми, что помогает ему расти как личность и становиться более опытным.
-Мелочи жизни: В его жизни есть место и для простых радостей: прогулки на свежем воздухе, беседы с друзьями, наблюдения за звездами, всё, что приносит ему умиротворение и внутреннюю гармонию. Для Инари важны моменты тишины, когда он может расслабиться и отдохнуть от забот.
-Свободное время с сестрой: Несмотря на все свои путешествия и поиски приключений, для Инари нет ничего важнее, чем провести время с Минари. Их братская связь — это его настоящее сокровище, и он ценит каждое мгновение, проведённое рядом с ней, ведь она для него — не только сестра, но и друг, с которым можно пережить любые невзгоды.

9. Биография

Раннее детство.
Ребёнок рождается в крик, потому что мир встречает его тишиной. Инари тоже закричал, но в доме никто не заплакал в ответ. Мать, точёная и мраморно-неживая, отвернулась к окну, а отец сдержанно кивнул — как будто ему принесли сообщение, а не младенца. В этом доме не было люльки, не было сказок, не было пелёнок, пахнущих молоком. Была только тень рода — длинная, как вечерний свет на полу, — и ребёнок, которому с первых дней дали понять: ты — обязанность, не дар.

Смесь Учиха и Хьюга. Две крови, два проклятья, две идеологии, враждующие веками — и в нём, маленьком, слабо дышащем существе, срослись два огня, от которых ждали не света, а повиновения. Инари с младенчества был не сыном, а проекцией: орудием, которое должно было доказать, что этот странный союз не был ошибкой. Не ради любви — ради престижа, ради политики, ради гордости. Кто сказал, что дитя не может быть грузом?

Он рос в молчании. В их доме редко звучала речь — лишь шёпоты за перегородками, обучающие приказы, холодные рассуждения о дисциплине, крови, наследии. Смех был непристойностью. А слёзы — слабостью. И если ребёнок Инари пытался ухватиться за материнскую руку — та ускользала, будто призрак. Он звал — она не отзывалась. Он пытался угодить — отец лишь хмурил брови. Он падал — и поднимался сам. Потому что иначе нельзя.

Но даже в этом, выжженном до праха мире, что-то пробилось.

Где-то в нём, там, где не достала дрессировка, не затёрся страх, жила добрая душа. Странно, не правда ли? Душа, которая не училась добру, но всё равно знала, как это — любить. Улыбаться. Жалеть. Прижимать к себе плюшевую куклу не потому, что учат — а потому, что невыносимо иначе.

И когда родилась Минари — та, что была хрупка, как дыхание на стекле — Инари ожил.

Впервые в его жизни кто-то нуждался в нём. Не как в инструменте. Не как в примере. А как в брате. В тепле. В защите. Она тянулась к нему руками — он тянулся к ней сердцем. Её первые шаги — его первый смех. Её робкие «нии-кун» — его первая гордость. Её слёзы — его первая боль, которой он не боялся. Потому что теперь, наконец, любовь имела форму. Имя. Минари.

Он стал для неё всем, чего ему не дали. Сказки, которых не было у него — он рассказывал ей, выдумывая на ходу. Руки, которые его не обнимали — он протягивал ей. Ночи, когда он плакал один — теперь он сидел с ней, гладил по волосам, пока она не уснёт. И каждый раз, глядя, как она смеётся, он шептал про себя, как обет:

"Я не позволю им сломать тебя."

Но Инари был всё ещё ребёнком. А в этом мире у детей нет власти. Есть только страх перед взрослыми, которые носят маски родителей, но действуют, как палачи.

Он слышал разговоры. Скрытные. Сухие. Безжалостные. Про “дефект”, про “слишком рано пробудившийся Шаринган”, про “ненужную ветвь”. Он понимал: они не увидели в Минари чудо — они увидели ошибку системы. Она не вписывалась в их родословную. Значит, её можно обрезать.

Инари не спал ночами. Не ел. Не смеялся. Только держал сестру крепче. Только молчал злее. Только искал — хоть какую-то силу. Хоть способ. Хоть лазейку.

Он был всего лишь мальчиком. Но внутри уже горел костёр. Негромкий. Зато настоящий. И в нём не было злобы. Не было ненависти. Только ярость любви. Та, что не ищет мести — только спасения.

В этом доме — его никто не любил.
Но он — любил.
Словно вопреки всему.

И это делает его живым.
Подростковый возраст
Подросток — это не человек, это мост над пропастью. Мост, по которому идёт ребёнок, чтобы умереть, и взрослый, чтобы родиться. И Инари шёл по этому мосту один — с обожжёнными руками и мраморным грузом рода за спиной.

Он рос слишком быстро, не потому что хотел — потому что надо было. Род, в котором он родился, не оставлял выбора. За улыбку — презрение. За эмоции — порицание. За сочувствие — наказание. И потому он учился быть непроницаемым, как ледяная вода в водоёмах Хи нo Куни. Безмолвным, сосредоточенным, уравновешенным — чтобы не дать миру ни малейшего повода ударить в слабое место. Он учился говорить мало, но точно. Думать быстро. Не жаловаться. Не медлить. Не ошибаться. Ни единого шанса на слабость — потому что за его спиной теперь была она.

Минари становилась старше. И чем ярче цвела её душа, тем сильнее мир пытался сорвать этот цветок с корней. К ней относились, как к сосуду. Как к телу. Как к средству, но не как к живому существу. Инари чувствовал, как мир вырезает из неё частичку за частичкой — и ничего не мог сделать. Он был ещё слишком слаб. Слишком юн. Его слова не значили ничего. Его кулаки были пустыми. И всё, что ему оставалось — это смотреть, как сестру готовят к роли красивой игрушки, которая будет разменной монетой на политической доске.

Он знал, что это случится. Слышал фамилии, слышал отголоски разговоров, в которых она фигурировала не как человек, а как “подарок”. Её готовили для чьей-то постели. А он — сгорал.

Он сгорал, но не превращался в пепел. Он становился сталью. Каждый день — тренировки. Не для славы. Не ради мечты. Ради будущего, где Минари будет свободной. Он учился молча, в одиночестве, но с такой яростью, с такой выверенной злостью — как будто каждое движение кунаем было ударом по судьбе, которая осмелилась коснуться его сестры. Он не хотел быть героем. Он хотел быть щитом.

И всё же он не стал жестоким.

Мир выжигал в нём наивность, но не смог убить доброту. Он был светлым — но не простодушным. Суровым — но не жестоким. Он помогал тем, кто слабее. Он не презирал нищих. Не проходил мимо боли. Он не считал слёзы позором. Он просто не позволял себе плакать — чтобы рядом с ним могли плакать другие, зная, что он выдержит за них.

В деревне его знали. Тихий, вежливый, хмурый — но надёжный. Никогда не громкий. Никогда не срывающийся. Но в его глазах горела такая усталость, что даже взрослые отводили взгляд. Мало кто знал, что после каждой тренировки он возвращался не к тёплому ужину, а к пустоте. Что никто не спрашивал, устал ли он. Что его сестру могли унизить на их глазах, а он лишь сжимал зубы, чтобы не налететь с кунаем. Что его взгляд, спокойный снаружи, внутри дрожал от злости, которую он не имел права показать.

Инари был один.

Не потому что хотел, а потому что никому нельзя было доверить самое главное — Минари.

И она тоже взрослела. Но как взрослеет цветок под чьей-то подошвой? Она училась терпеть. Притворяться. Подчиняться. А по ночам — плакала, тихо, в тёмной комнате, и лишь Инари приходил к ней, садился молча рядом и держал её ладонь.

Они не говорили. Слова — слишком хрупкая вещь, когда сердце ломается в груди.

Но однажды она сказала:

— Нии-кун… ты ведь не уйдёшь?

И он тогда ничего не ответил. Только крепче сжал её руку. Потому что знал: вся его жизнь будет этой клятвой.

Перелом. Боль. Клятва.

Он знал, что она плачет. Знал, как каждую ночь Минари прячет лицо в тонкую подушку, боится шевельнуться, чтобы не разбудить тех, кто готов её ударить просто за дыхание. Он чувствовал, как душа его сестры трещит по швам, как лезвие медленно, день за днём, проходит сквозь её суть, разделяя надежду и смирение, веру и страх. Он всё знал. Он всё чувствовал. И всё же… не смог.

Не сумел её защитить. Не был рядом в тот миг, когда на её плече легла холодная рука с меткой, когда её будущее сократили до двух слов — постельная утеха. Не успел встать между ней и судьбой, как меч между палачом и жертвой.

Он винил себя за каждую секунду, за каждое "потом", за каждое "ещё не время". Потому что время, как оказалось, не ждёт тех, кто медлит. В ту ночь, когда она исчезла, он узнал: его нет — не как человека, не как шиноби, а как брата. Нет, потому что брат должен быть стеной, а он оказался воздухом. Прозрачным. Бесполезным. Безмолвным. Больным от бессилия.

Она ушла. С боем. С кровью. С решимостью, которую он должен был найти в себе до неё, а не после.

А он стоял, глядя в пустую комнату, где всё ещё пахло её волосами, и чувствовал, как сердце скользит вниз, в живот, в грязь, в темноту.
Не было крика. Не было слёз. Только — тишина. Такая, в которой слышно, как рушится всё, на чём ты строил смысл жизни.

Он понял тогда — он больше не живёт для себя. Не учится для силы. Не тренируется ради гордости. Он — не наследник. Не воин. Не ученик. Он — остаток. Фундамент. Корень. Всё, что осталось, когда уходит ветвь.

С той ночи он перестал спать спокойно.
Он перестал улыбаться даже притворно.
И хотя люди всё ещё видели в нём того же молчаливого, доброго мальчика с сильными руками и ясным взглядом — внутри него жил зверь.
Не яростный. Нет. Гораздо страшнее.
Зверь терпения. Зверь долга. Зверь ожидания.

Он стал читать запрещённые свитки. Искать трещины в правилах. Подслушивать, следить, шпионить — за каждым упоминанием её имени. Он выучил всё, что нужно, чтобы рано или поздно найти её. Если она жива — он найдёт. Если мертва — он будет знать имена всех, кто к этому приложил руку.

Но при этом он оставался светлым.

Он не дал своей доброте сгнить. Не стал мстительным чудовищем. Нет. Он просто… стал твёрдым. Как гранит, на котором растёт мох. Как солнце, которое светит даже в заснеженном аду.

И в самые тёмные вечера, когда небо нависало свинцовой плитой, он выходил из дома, смотрел вверх и шептал почти беззвучно:

— Минари… я не сберёг тебя. Но я всё равно — твой брат.

Он не простил себя.
Он не собирался.
Он не мог.

Но он жил. Жил ради неё. Ради надежды, что где-то она — свободна. Что где-то она смеётся. Что где-то она зовёт его не со слезами, а с радостью. И ради этого он стал собой — Инари, светом среди сажи, добротой в мире, который забыл, как это — держать слово.

Путь. Народная память. Добрый изгнанник.
Он ушёл без прощаний. Без громких слов, без гнева и упрёков. Просто однажды, на рассвете, когда улицы Конохи ещё спали, а тени только-только начинали дышать светом, он в последний раз оглянулся на родной дом — не с ненавистью, но с тишиной внутри. Там не было места для него. Не после того, как они вычеркнули Минари. Он не мог оставаться среди стен, что знали о её страданиях и молчали. Он не мог быть частью рода, где кровь ценится выше души.

И он ушёл.
Смешался с миром, как вода — с дождём.
Стал путником. Братом без сестры. Сыном без рода. Шиноби без клана.

Но даже без имени — он остался собой. Светлым. Добрым. Ответственным. Героем, чьи подвиги не громогласны, но оставляют след в чужих судьбах, как тепло — в ладонях замёрзшего. Его не звали Хокаге. Его не чествовали на площадях. Но в домах простых людей имя Инари знали почти в каждом уголке Страны Огня — и не как воина, а как человека, который не проходил мимо.

В деревне, где река уносила детей во время половодья, он остановил наводнение — не техникой, а тем, что выстроил плотину из собственных усилий, день за днём таская камни вместе с крестьянами, не считая себя выше.
В отдалённой деревушке, где шиноби-пираты угоняли женщин и мальчиков, он в одиночку вышел им навстречу — и вернулся с ранеными руками, но с каждым похищенным за спиной.
Он учил детей рисовать, если они были глухи. Он лечил стариков, даже если у него не оставалось бинтов. Он пел сиротам песни, и они верили, что у них всё ещё есть старший брат.

— Эй, старик, ты чего такой хмурый? Улыбайся, пока зубы целы! — смеялся он, и его добродушный хохот расходился по ветхим крышам, как солнечный свет по плетням.
— Но зачем ты всё это делаешь, мальчик?.. — спрашивали его.
— Потому что у кого-то, где-то, может быть, всё ещё есть шанс быть счастливее. Пока я жив — этот шанс не умрёт, — отвечал он, так просто, как будто это — единственная истина.

Он никогда не говорил о себе. Не жаловался. Не рассказывал, что ищет кого-то. Но в каждом доме, где он останавливался, оставалась тень этой истории. И стоило кому-то упомянуть девушку с глазами разного цвета — один от Хьюга, другой от Учиха — его взгляд замирал, и улыбка чуть меркла.

И всё равно — он продолжал. Он не позволял себе пасть. Он нес свет, даже когда сам был тенью. Он смеялся, даже если в груди было пусто. Он не мстил. Не искал славы. Он просто жил ради других, потому что когда-то не смог спасти одну.

Его звали Инари.
Его помнили.
Его ждали.

Воссоединение. Спасение. Искупление.
Инари шёл. Он не знал, сколько дней прошло с тех пор, как он покинул Коноху, отправившись в поиски сестры. По его следам осталось небо, пронзаемое светом звёзд, и туман, скрывающий тайны. Минари — его родная, потерянная сестра, исчезнувшая в мире, полном отчаяния. Он не знал, где её найти. Но он верил, что если идти до конца, если не останавливаться, если не прятать в себе боль — она, как и он, когда-то найдёт путь назад.

Он знал: Минари не была слабой. Она, как и он, несла в себе ту же решимость, тот же огонь. Она не могла бы позволить себе погибнуть в тени. И вот, на самом краю мира, где пустые поля и забытые деревушки слепо тянутся к горизонту, он её нашёл.

В её глазах было не только страдание, не только боль, но и отчаянная, несломленная сила. Она стояла, чуть согнувшись, с поверженным противником у её ног — той самой женщиной, которая когда-то была её тюремщицей. Минари была измучена, но в её глазах был тот же огонь, который когда-то сжигал Инари, когда он не мог её защитить. Он видел её — и сразу понял, что это она. Она, его сестра.

Минари не поверила сначала. Она не узнала его. Слишком много времени прошло, слишком много боли. Все эти годы она жила в одиночестве, не надеясь на спасение, и вдруг перед ней появился он. Его лицо было таким же, как в её воспоминаниях, но у него не было того детского выражения, которое она запомнила. Он стал другим — сильным, решительным, готовым защищать.

"Нии-кун...?" — спросила она, как будто не веря, что это возможно.

И тогда он подошёл. Он не сказал ни слова, только распахнул свои объятия и обнял её. Всё. Больше не было слов. Это было всё, что нужно было сказать. Его объятия были тем единственным утешением, которого она так долго ждала. Она прижалась к нему, как будто страх уйдёт, если они будут вместе. И с этим спасением, с этим единственным моментом истинного человеческого тепла — её прошлое перестало быть её бременем. Она могла снова быть собой.

Но она не могла забыть, что её спасение было ценой её мук. И она не хотела быть ничьей жертвой. Инари знал это. Он понимал её больше, чем кто-либо мог бы понять. Он знал, что она никогда не простит тех, кто принёс ей столько боли, тех, кто выбрал её судьбу за неё. И поэтому, когда они вместе уходили из разрушенной деревни, Инари клялся себе, что больше не будет смотреть на неё так, как смотрел раньше. Он больше не даст ей быть ничьей игрушкой. Она будет свободной.

"Ты не одна. И никогда не будешь одна. Я найду для нас обоих мир, где мы будем править своей судьбой." — прошептал он ей на ухо, и его слова стали её обетами.

Они шли. Шли долго, и ночь становилась всё темнее, но они не боялись. Потому что теперь, наконец, Инари знал, что его сестра, его единственная родная душа, была рядом с ним. И теперь они могли начинать новый путь. Путь без страха, путь, где каждый шаг — это шаг к освобождению. Где ни одно прошлое не должно было определить их будущее.

Сестра. Брат. Воссоединение.

Теперь его душа была цела. Он больше не был слабым. Минари, наконец, могла быть свободной. И они оба вместе начали писать свою новую историю. С каждым днём их сердца становились всё более полными, несмотря на всю тяжесть, которую они несут.

Теперь, ничто и никто не посмеет причинить ей боль. Инари об этом позаботится.

Техническая часть

10. Статы/Снаряжение

Снаряжение

- Уэсуто Почи — набедренная сумка шиноби, закреплена на поясе для быстрого доступа к инструментам. 
- Шурикен Хоруста — кобура для сюрикенов, расположена на бедре. 
- Макимоно Почи — компактная сумка для свитков, прикреплена к передней части жилета. 
- Чакропроводящая катана

Статы

• НИН — 50
• ТАЙ — 30
• ГЭН — 30
• ИНТЕЛЛЕКТ — 20
• СИЛА — 25
• СКОРОСТЬ — 50
• ЧАКРА — 45
• СНАРЯЖЕНИЕ —
11. Пути мастерства:
- Мастер Ниндзюцу
- Мастер Тайдзюцу
- Мастер Гендзюцу

Стихии:
- Райтон
- Катон
- Суитон
- Дотон
12. ККГ:
-Шаринган (3 томоё)
13. Арт
14. Техники:

•Гендзюцу: Шаринган
•Маген: Кокони Аразу но Дзюцу (魔幻・此処非の術, "Демоническая иллюзия: Техника ложного окружения") С ранг
•Маген: Ниджу Кокони Аразу но Дзюцу (魔幻・二此処非の術, "Демоническая иллюзия: Техника двойного ложного окружения")
•Мушу но Докугири (это тебе на прописать рядом с СНШ)
•Хьякка Рьёран (百花缭乱, "Множество различных цветов" )
•Кокуангьё но Дзюцу (黒暗行の術, "Техника путешествия в черную тьму")
•Изанаги (イザナギ)
•Иатсу Шаринган (威圧写輪眼, "Принудительный копирующий вертящийся глаз")
•Каге Буншин но Дзюцу
•Катон: Горьюка но Дзюцу (火遁・豪龍火の術, "Высвобождение огня: Техника великого огненного дракона")
•Катон: Тенро (火遁・天牢, "Высвобождение огня: Небесная тюрьма")
•Катон: Хайсекишо (火遁・灰積焼"Высвобождение огня: Горящее облако пепла")
•Катон: Хибашири (火遁・火走り, "Высвобождение огня: Бегущий огонь")
• Джоки Бой (蒸危暴威, "Опасный паровой тиран")
• Мизу Буншин но Дзюцу(水分身の術, "Техника водяного деления тела")
• Аменомихашира (天御柱, "Небесная колонна")
• Джоки Бой: Содекири(蒸危暴威・袖切り, "Опасный паровой тиран: Резак для рукавов")
• Буншин Дайбакуха (分身大爆破, "Великий взрыв деления тела")
• Хидзюцу: Кирисаме (秘術・霧雨, "Секретная техника: Туманный дождь")
• Ирьё Суитон: Мизукамакири (医療水遁・ミズカマキリ, "Медицинское высвобождение воды: Водяной скорпион")
• Суитон Гендзюцу: Муген Маро (水遁幻術・霧幻魔牢, "Техника иллюзии высвобождения воды: Туманная тюрьма демонического фантома")
• Техника призыва: Баира О
•Изанами (イザナミ) — ультимативное Додзюцу клана Учиха.
• Урамиаме (怨雨, "Недовольство дождя")
• Киригакуре но Дзюцу(霧隠れの術, "Техника скрытия в тумане")
• Суитон: Хоматсу но Дзюцу — Хьё (水遁・泡沫の術 漂, "Высвобождение воды: Техника мыльных пузырей — Дрейф")
•Шабондама но Ниндзюцу (しゃぼん玉の忍術, "Ниндзюцу мыльных пузырей") — стиль •Ниндзюцу из линии пузырей (バブル系 Baburu-kei, "Bubble-Kei"), в основе которого лежит Суитон.
•Суитон: Хоматсу но Дзюцу (水遁・泡沫の術, "Высвобождение воды: Техника мыльных пузырей")
•Топящие пузыри Утакаты
•Сантока (酸透過, "Кислотная прозрачность")
•Кибакухо (起爆泡, "Воспламенение пузыря")
•Райтон: Куро Панса
•Курой Каминари (黒い雷,  "Чёрная молния")
•Денпо Секка (電報石火, "Телеграммная вспышка")
•Райтон: Сандаборуто(雷遁・サンダーボルト, "Высвобождение молнии: Удар грома")
•Райтон Чакра Модо (雷遁チャクラモード, "Режим чакры высвобождения молнии")
•Райтон: Амигумо (雷遁・網蜘蛛, "Высвобождение молнии: Паучья сеть")
•Райтон: Гиан (雷遁・偽暗, "Высвобождение молнии: Ложная тьма")
•Коноха Рьюджин (木ノ葉龍神, "Драконий бог Листа")
•Хитори Омоте Ренге (一人表蓮華, "Одиночный передний лотос")
•Омоте Ренге (表蓮華, "Передний лотос")
•Асакуджаку (朝孔雀, "Утренний павлин")
•Хачимон до 8 врат
•Дотон Сосей Дзюцу: Шиши Доджо (土遁蘇生術・死屍土壌, "Техника восстановления высвобождения земли: Почвенный труп"

Отредактировано Phoenix (2025-05-01 19:54:19)

✓ Общие данные :

1. Сален Курама-Чиноике
2. Странник, родился в Югакуре Но Сато
3. 17 лет , 171 см, 56 кг.
4. Ранг : Джоунин ранг D
5. Должность: Охотник за головами.
6. Золотая
7. Есть тишина, которая лечит. Есть — что разрушает. Но тишина, которую носит Сален Курама-Чиноике, — она смотрит. Не наружу — внутрь. Не молчит — осуждает. В этой тишине звенит не пустота, а приговор. Он не просто человек, ушедший в себя — он человек, который заколотил в себе дверь и выбросил ключ. Потому что за этой дверью — зверь. И тот, кто попытается открыть её, уже не успеет пожалеть.
 
Он не нелюдим — он несовместим. Как ядовитый газ, как радиация, как космос без воздуха. Люди рядом с ним инстинктивно начинают говорить тише, двигаться медленнее, смотреть мимо — будто чувствуют, что каждый лишний звук может быть воспринят им как вызов. В нём нет ярости, что бурлит. В нём — холод. Лёд древних гор, что не тают даже под солнцем. Он не кричит. Он пронизывает. Он не спорит. Он обесценивает. Потому что его взгляда достаточно, чтобы ты усомнился не в аргументах, а в самом себе.
 
Сален — человек, в котором не осталось наивности, даже в воспоминаниях. Он знает цену каждому жесту, каждому слову, каждому намерению. И потому не верит ни в искренность, ни в благородство, ни в сочувствие. В мире, где чувства — это валюта, он — фальшивомонетчик, выбравший жить без сделок. Его внутренняя монета — боль. Глухая, давящая, старая боль, от которой давно не хочется плакать — только молчать. Именно это делает его опасным: не гнев, а полное, бездонное принятие собственного одиночества как нормы.
 
Он ненавидит, когда к нему лезут. В душу, в сердце, в мысли, в прошлое — не важно. Там, где у других людей мосты, у него — мины. Наступить — значит разлететься на части. Он не станет кричать "не лезь". Он просто посмотрит. И ты поймёшь. Он не ищет понимания — потому что в мире, где каждый тянется к другому за утешением, он — волк, что бродит по мёртвому лесу, несущий на шерсти пепел последнего костра.
 
В нём нет сентиментальности. Слова «родина», «клан», «свои» вызывают в нём лишь пустую усмешку. Он родился в клане Курама — но и там его боялись. Не потому, что он был страшным. А потому, что он был правдой. А правда в кланах — это как трещина в храме: если не закрыть, рухнет всё. Его провожали без слов. Без сопротивления. Без сожаления. И он принял это не как предательство, а как освобождение. Ведь нет цепей надёжнее, чем те, что куёт любовь. А он слишком рано понял: любовь — это не свет. Это наживка. Крючок. Капкан.
 
Он не терпит прикосновений — к телу, к разуму, к памяти. Даже взгляд, задержавшийся слишком долго, может стать причиной холодной, мучительной, психологической смерти. Потому что его гендзюцу не только рвёт разум — оно подчиняется инстинкту. И если кто-то приблизится, чуть больше, чем позволено — инстинкт сделает своё.
 
Сален — не одиночка. Это слово слишком мягкое. Он — пустота. Но не хаотичная, а выстроенная. Организованная. Чистая. В нём нет желания слиться с миром, и нет отчаяния от того, что он отделён. Он не хочет быть понят — потому что тот, кто его поймёт, погибнет первым. Он не хочет быть спасён — потому что знает, что за любой попыткой спасти стоит тщеславие. Он не хочет быть любим — потому что любовь делает уязвимым. А он — не уязвим. Он — закрыт. До гроба. До конца. До пепла.
 
Но есть в нём и красота. Не та, что в цветах, закатах и доброте. А та, что в клинках, в хрупкости льда, в лунном свете на телах павших. Он не говорит красиво — но его молчание звучит как поэзия. Он не действует театрально — но его движения напоминают танец бойни. Он не философ — но его присутствие заставляет задуматься о границах человеческого. Он — произведение не искусства, а войны. Но такой войны, в которой уже нет героев, а остались только тени.
 
Те, кто рядом с ним, учатся молчать. Учатся наблюдать. Учатся бояться себя — потому что в нём видят то, чем могут стать. Он не ломает людей. Он показывает им, насколько они уже сломаны.
 
Сален Курама-Чиноике — это не персонаж. Это эпитафия. Это шрам, который стал человеком. Это голос, которого не должно было быть. Это взгляд, от которого не исцелиться.

8. Интересы.
Дабы не исчезнуть в себе, в своём Гендзюцу парень пытался найти себе хобби и заинтересовался в коллекционировании денег и редких техник.
9. Биография.
БИОГРАФИЯ
 
Детство Салена Курама-Чиноике
 
Сален появился на свет в час, когда над Югакуре опускалась чёрная гроза — будто сама природа, в порыве отвращения, попыталась стереть его приход с лика земли. Буря разрывала небеса, и вспышки молний освещали кости в склепах клана Чиноике, чей род, проклятый временем и кровью, давно потерял право называться человеческим. Его рождение не было праздником — это было жертвоприношение, в котором мать стала алтарём, а отец — свидетелем не рождения, но расплаты.
 
Грудь матери перестала подниматься, как только он извергся в этот мир — не с плачем, а с беззвучным вдохом, холодным, как дыхание мёртвых. Его глаза были закрыты, но даже так старейшины клана отступили в страхе — ибо в нём уже чувствовалась та старая, забытая сила, что когда-то обратила реки в багровое месиво и заставила целые деревни молить о милосердии. Это было не дитя — это было эхо древнего ужаса, вновь пробудившегося в плоти.
 
Отец его, Хадзэн Курама — ниндзя сломанный, ослеплённый своей утратой, не ударил сына, но и не прижал его к груди. Он просто ушёл, оставив новорождённого лежать на ещё тёплом теле женщины, которую когда-то любил. Старейшины подобрали младенца и воспитали его так, как воспитывают клинок — закаляя болью, точа ненавистью, и приучая к одиночеству, как к единственному другу.
 
Но в этом беспросветном мире у Салена был один человек, чей свет не слепил, а согревал — дед, по линии матери, выходец из клана Сенджу. Его имя давно затерлось в хрониках клана, но в памяти Салена он остался как первый, кто смотрел на него не с опаской, а с тихой, усталой добротой. Он был стар — старше всех старейшин вместе взятых, и его руки дрожали от времени, но в его словах была сила древней древесины, в его голосе — тишина леса после дождя. Он не боялся крови Чиноике. Наоборот — он её понимал. Возможно, потому что знал: даже в самой тёмной ветви есть корень, тянущийся к свету.
 
Сален слушал деда, как слушают ветер в горах — в нём было что-то первозданное. Он рассказывал о лесах Конохи, о временах, когда люди ещё помнили честь. Он не пытался перевоспитать мальчика — он просто был рядом. И в этих редких встречах, в чащобах за пределами деревни, Сален впервые почувствовал не просто тепло — смысл. Не важно, был ли это рассказ о древнем воине, травяной отвар или просто тишина у костра — дед учил его тому, чего не знали старейшины: человечности.
 
И потому, когда его убили — ночью, в собственной хижине, кинжалом под сердце, без свидетелей и следов — Сален не плакал. Он даже не говорил. Он просто замкнулся. В этот день внутри него что-то сломалось навсегда. Он перестал смотреть в глаза людям. Он перестал мечтать. Он замолчал не внешне — внутри. И этот внутренний гроб, в который он положил последнюю свою веру в мир, стал основой того, кем он станет. Больше он не доверял никому. Ни наставникам. Ни союзникам. Ни себе.
 
Детство Салена проходило не в играх, а в стенаниях. Его первые слова были не просьбой, а проклятием. С ранних лет он видел то, что другие называли сном, но для него это были воспоминания — чужие, древние, насыщенные страхом и смертью. Он чувствовал, как память клана просачивается в него сквозь кровь, как её неутихающий голод требует новых жертв.
 
Других детей он не знал. Лишь однажды — в семилетнем возрасте — к нему приблизилась девочка, Эна, с глазами, как ясные воды утреннего озера. Она не боялась его. Она протянула ему цветок. Сален не знал, что с ним делать. Его пальцы, искажённые постоянными судорогами от тренировок, сжали стебель слишком сильно. Цветок сломался. Девочка улыбнулась, но в этот момент он впервые коснулся её разума — случайно. Эна упала в землю, корчась в предсмертном крике, хотя её тело оставалось целым. Он увидел её кошмары — и понял, что создал их. И в последний миг он прервал технику. Она выжила, но уже никогда не смотрела ему в глаза. Сален стоял над ней, с трясущимися руками, впервые почувствовав не гордость, а стыд.
 
Окружение отворачивалось. Клан видел в нём угрозу. Его перестали звать по имени. Говорили — "Он"… как будто это было существо, не заслуживающее звука. В его жилище не было окон, только узкая щель в потолке, через которую падал лунный свет, будто белая струя проклятия. Он спал на каменном полу, в обнимку с собственными мыслями, которые становились всё страшнее. Иногда он просыпался в крови — не своей, а той, что стекала с его ладоней после бессознательных техник. Однажды он чуть не задушил старейшину, впав в транс прямо на заседании. Его простили. Не из милосердия — из страха.
 
Но страшнее всего было не это. Страшнее был шёпот, что он начал слышать. Он доносился изнутри, словно кто-то говорил с ним на языке крови. Этот голос знал его слабости, знал, кого он любит, знал, как разрушить его изнутри. И он не спорил — он учил. Техникам, что были запрещены. Методам, что ломали сознание противника, превращая его в пустую оболочку. Он шептал: «Ты — наследник. Ты — не человек. Ты — сила, которой должны бояться».
 
Так проходили годы. Не жизнь, но ожидание конца. Пока однажды, в пятнадцать лет, Сален не исчез. Он не попрощался, не оставил слов, не взял с собой ничего. Только один раз его видели уходящим по тропе, что вела в горы — к плато, где не живут люди. Там, говорят, живут только призраки. Но Сален не боялся призраков. Он давно был одним из них.
 
Проклятие желания
 
Годы на плато были похожи на вечность, и каждый рассвет приходил к Салену, как пощечина за то, что он ещё жив. Там, среди вечных ветров, выжженного камня и хищных теней, он пытался забыть то, кем был. Природа — дикая и беспристрастная — стала его единственным собеседником. Он ел коренья и сырое мясо, пил дождевую воду, а по ночам разговаривал с тем голосом внутри, что становился всё громче, всё соблазнительнее.
 
Но у проклятых не бывает покоя. Даже вдали от клана, даже в изгнании, Сален не мог перестать быть собой.
 
Когда он встретил Хацуки, всё изменилось.
 
Она появилась однажды, будто соткана из тумана, когда он вернулся с охоты. Девушка с волосами цвета осенней крови и взглядом, в котором было слишком много мира для этой земли. Она не испугалась его. Более того — она его узнала. Она была из клана, младшей ветви, изгнанной задолго до него. Дочь женщины, которую изгнали за то, что та отказалась подчиняться традициям крови.
 
Хацуки была спокойной, как гладь озера перед бурей. Она не говорила много, но её молчание было мягким. Она касалась его руки — и в нём начинала кричать ярость. Она смотрела ему в глаза — и его гендзюцу дрожало, как свеча на ветру.
 
Сален не знал, как любить. Он знал только, как защищать — яростно, отчаянно, до предела. Но рядом с ней он начал меняться. Его руки, привыкшие ломать, научились держать. Его глаза, привыкшие уничтожать, научились смотреть. Впервые он почувствовал, что может быть кем-то другим.
 
И в этом была его трагедия.
 
Однажды, во время медитации, он впал в состояние глубокого транса. Гендзюцу, которое он развивал в одиночестве, достигло новой глубины. Он искал просветление — нашёл пропасть. Хацуки вошла в пещеру, где он сидел, и в тот момент его сознание сорвалось с цепи.
 
Она оказалась внутри. Внутри иллюзии, что была не просто обманом — а кошмаром, сотканным из самого Салена. Он не осознавал, что её разум оказался заперт в ловушке. Он был уверен, что всё это — просто плод разума. А она кричала. В той иллюзии она снова переживала свою смерть, снова и снова, а её тело, обвитое чакрой, изнывало в судорогах, пока изо рта не пошла кровь.
 
Он очнулся. И впервые за годы — закричал.
 
Он держал её, как держат умирающее дитя. В её глазах больше не было сознания — только пустота, белёсая, как утренний иней. Он не убил её телесно. Но уничтожил то, что в ней было живым. Любовь. Смех. Воспоминания. Личность.
 
Он держал её всю ночь, пока рассвет не стал обвинением. А потом похоронил — не тело, но душу. И ушёл. Навсегда.
 
Изгнание
 
Он вернулся не как человек. Он вернулся, как шёпот древнего проклятия, как эхо клятв, произнесённых в крови, как предвестие чего-то забытого, но не прощённого. Его шаги не звучали — они давили, оставляя за собой тишину, в которой птицы боялись петь, а дети — дышать. Он шёл по главной тропе, босой, в одежде, пропитанной багровым — не тканью, но плотью воспоминаний. На его коже высохшая кровь трескалась, как пепел на углях, а в глазах не было цвета — лишь бездна, в которую глядишь не ты, а она — в тебя. Его не встречали — его избегали. Как чуму, как судьбу, как правду.
 
Дети отводили взгляды. Женщины запирали окна. Старики молчали, пряча лбы в ладонях, словно в нём они увидели тот самый стыд, о котором молились забыть. Он был не сыном клана — он был зеркалом, в котором отразилась их подлинная суть: кровь, предательство, трусость, замаскированная под "традиции". Он не нёс знамени, не имел спутников, не говорил ни слова — но его присутствие уже было обвинением.
 
Он взошёл на главную башню рода, туда, где хранили скрижали с именами предков — великих воинов, безумцев и палачей, чьё величие измерялось не правдой, а страхом, который они оставляли после себя. Башня дрожала от ветра, но в тот миг она дрожала от него. И тогда он заговорил.
 
Его голос был хриплым, словно вырван из глотки мёртвого, но в нём звучала такая ясность, что каждый, кто слышал, ощущал, как под его кожей трескаются вены, а сердце уходит в пятки. Он не кричал. Он резал словами, как резал бы кунай:
«Я не пришёл просить. Я пришёл — напомнить. Мы — не люди. Мы — рана. Мы — не храм, а склеп. Вы забыли это. Вы пытались быть мирными. Быть вежливыми. Быть безопасными. Но в нашей крови нет мира. В наших костях нет света. Мы — Чиноике. Мы рождены, чтобы разрывать. Чтобы властвовать страхом. Чтобы смотреть в глаза врагу и видеть, как его разум рассыпается, как прах, на наших ладонях. И вы отказались от этого. Вы стали ничем. Я уношу с собой то, что вы предали. Я — память. Я — продолжение. Я — конец.»
 
Он развернулся. Не ждал ответа. Его ноги ступали по полу, как по черепам. Он прошёл мимо всех тех, кто когда-то шептал за его спиной, кто боялся, кто осуждал. Теперь они не шептали. Они молчали. Потому что знали — он был прав.
 
Он ушёл из клана в последний раз. Не просто изгнанник — но последний истинный сын Чиноике. И после этого имя Сален произносили лишь в страхе. Его не вписывали в хроники. О нём не рассказывали детям. Но всё же, иногда, в особые ночи, когда луна становилась багровой, как кровь, старейшины смотрели в небо с дрожью и спрашивали себя:
«А если он вернётся?»
 
Потому что тот, кто видел его взгляд, больше не мог спать спокойно. Он нес с собой пустоту. Он нес с собой истину. А истина — хуже любой смерти.

10. Статы/Снаряжение:
НИН — 60
ТАЙ —-15
ГЭН — 75
ИНТЕЛЛЕКТ — 30
СИЛА — 20
СКОРОСТЬ — 40
ЧАКРА — 50
СНАРЯЖЕНИЕ — Семна, слезоточивый яд, Катана с ядом, кисточка с бумагой, раскладной мольберт.

11. Пути мастерства/Стихии. Геномы, Ниндзюцу, Гендзюцу, Фуин.
Стихии: Суйтон, Дотон, Райтон.
12. ККГ. Клана Курама, Кетцурьюган, Мокутон (соглашение с Дейдарой)
13. Арт вашего персонажа/краткое описание внешности.
14. Техники: Кучиёсе: Айан Мейден (口寄せ・哀暗冥電, "Призыв: Стальная ловушка")
Гогьё Фуин (五行封印, "Печать пяти элементов")
Джиго Джубаку но Ин (自業呪縛の印, "Печать собственного проклятия")
Матеки: Муген Онса (魔笛・夢幻音鎖, "Демоническая флейта: Звук призрачных цепей")
影分身の術 Кагэ Бунсин но Дзюцу)
Нинпо: Киригакуре но Дзюцу (忍法・霧隠れの術, "Искусство Ниндзя: Техника сокрытия в тумане")
Гендзюцу Генго
Мокутон Хидзюцу: Джукай Котан (木遁秘術・樹界降誕, "Секретное высвобождение дерева: Рождение девственного леса") - S ранг
Мокутон: Каджукай Корин (木遁・花樹界降臨, "Высвобождение древесины: Пришествие мира цветущих деревьев") - S ранг
Моку Буншин но Дзюцу (木分身の術, "Техника деревянного клона") - Ранг А
Мокутон: Мокурью но Дзюцу (木遁・木龍の術, "Высвобождение древесины: Техника древесного дракона") - Ранг S
Таджу Мокутон Буншин но Дзюцу (多重木遁分身の術, "Техника массового деления тела высвобождения древесины") - Ранг А
Гендзюцу: Кецурьюган
Техника трансформации крови
Техника взрывающегося человека
Восхождение Кровавого дракона
Молниеносный удар: неизбежное наказание
しゃぼん玉の忍術, Shabondama no Ninjutsu
Стихия Воды: Град
Стихия Воды: Техника Пузырей — Дрейф
Техника Превращения Крови
Гендзюцу Клана Курама
Раймурайто (雷夢雷人, "Окружающий свет")
Райтон: Кангекиха (雷遁・感激波, "Высвобождение молнии: Волна сотрясения")
Суитон: Суиджинхеки (水遁・水陣壁, "Высвобождение воды: Формирование водяной стены")
Кирин (麒麟, "Жираф")

Райтон: Каге Буншин (雷遁・影分身, "Высвобождение молнии: Теневое деление тела")

Райтондзюцу Хатаке Какаши

Райтон: Гроза

Райтон: Джибаши (雷遁・磁场死, "Высвобождение молнии: Убийство магнитного поля")

Суитон: Дайбакурью (水遁・大瀑流, "Высвобождение воды: Великий поток водопада")

Суитон: Гошокузаме (水遁・五食鮫, "Высвобождение воды: Пять голодных акул")

Суишоха (水遁・爆水衝波, "Высвобождение воды: Разрывная водяная волна"

Суиро Саме Одори но Дзюцу (水牢鮫踊りの術, "Высвобождение воды: Техника танцующей акульей тюрьмы")

Суитон: Сеншокуко (水遁・千食鮫, "Высвобождение воды: Тысяча голодных акул")

Суитон: Дайкодан но Дзюцу (水遁・大鮫弾, "Высвобождение воды: Техника великого акульего снаряда")

Суитон: Амешико (水遁・雨四鮫­, "Высвобождение воды: Акулья волна дождевой воды"

Хидзюцу: Кирисаме (秘術・霧雨, "Секретная техника: Туманный дождь"

Дотон: Ганчусо (土遁 ・岩柱 枪, "Высвобождение земли: Копьё каменных колонн")

Дотон: Горему но Дзюцу (土遁・剛隷式の術, "Высвобождение земли: Техника голема"

Буншин Дайбакуха (分身大爆破, "Великий взрыв деления тела")

Дорьюдан но Дзюцу (土竜弾の術, "Техника снаряда грязевого дракона")

Хокаге Шики Джиджун Дзюцу: Какуан Ниттен Суишу (火影式耳顺术廓庵入鄽垂手, "Техника особой печати Хокаге: Полное очищение закрытой ладони")

Мокутон: Мокурью но Дзюцу (木遁・木龍の術, "Высвобождение древесины: Техника древесного дракона"

Кайби Хоин (解尾法印, "Метод извлечения хвостатого"

Шишо Фуин (四象封印, "Печать четырёх символов")

С помощью перка восстановление персонажа Богуда Кайзен.
По условиям перка я сам должен создать себе архив скопировав прежний.

Глава VII. Кровь на воде
Часть первая — Тень над солнечным днём

Небо простиралось без единого облачка, словно бескрайний купол лазурного храма, покрывавшего собой землю. Свет палящего солнца обжигал не только кожу и камни под ногами, но и воздух, превращая его в зыбкую, дышащую ауру, где каждая пылинка казалась застывшей в неподвижности. День был тяжел и ленив, словно старая кошка, устроившаяся на коленях у мира — неспешный, самодовольный, обнимающий всё вокруг своим тёплым, но безжалостным сиянием. В этом мимолётном мгновении жизни всё дышало и звенело от наполненности — листья деревьев переливались нежным зелёным светом, лёгкий ветерок лениво шуршал, а река, спрятавшаяся за холмом, тихо перекатывала прозрачную воду, неся с собой древнюю песню.

На поляне, окружённой густыми кронами кленов и сосен, раздавались живые, звонкие голоса. Там играли дети — ещё юные, неведомые страху, но уже одержимые мечтой о силе и мастерстве. Они сражались без жестокости, упорно повторяли движения наставников, пытались сплести печати с робкой уверенностью, излучая неискушённую радость первого пути. Каждое падение было лишь поводом подняться снова, каждая ошибка — учением, а каждый вздох — праздником жизни, не омраченным ни болью, ни тенью опасности. Эта поляна была святыней молодости, где свет и добро царили безраздельно, где смерть казалась далеким мифом, чуждым и непостижимым.

Но тьма никогда не ждёт подходящего момента. Она не спрашивает разрешения. Она приходит без предупреждения, когда сердце полно счастья, а душа уязвима.

Поначалу это была тишина — гнетущая, плотная, как перед грозой, когда весь мир будто затаил дыхание. Птицы внезапно замолкли, листья перестали шелестеть, ветер исчез, словно растворился в воздухе. Это была не просто тишина, а пауза, глубокая и тревожная, когда время само кажется застывшим. И вдруг, словно пробив барабанную перепонку, раздался звук — первый, резкий и липкий, похожий на всплеск мокрой плоти, ударившей о воду. Потом — пронзительный крик. Не крик боли, а крик конца, он пронзал до самых костей, вырывал изнутри инстинкты, просыпал в душе древний страх смерти.

В одно мгновение мир развалился.

Они появились не шагами, а вихрем — вырвались из лесов и кустов, словно сама земля отрыгнула из своих недр горькую ненависть. Мужчины и женщины, одинаково безжалостные, скрывали лица под масками и обрывками кожи мёртвых зверей. Некоторые не скрывались вовсе — искажённые шрамы, татуировки, похожие на крики боли, сложные узоры безумия, отражали их жестокость и ненависть. Их глаза не искали сражения, они жаждали жертв — безоговорочных, безжалостных.

Это не были разбойники. Это были тёмные предвестники гибели, хищники из теней, рожденные в бездне мира, где слово — слабость, а сострадание — позор и грех.

Первыми рухнули дозорные. Не было звуков предупреждения, не было выстрелов или взрывов — только резкие, беззвучные смерти, мгновенные и жестокие. Кровь просачивалась в землю, словно тёмная тень, впитываясь в корни и камни, поглощая всё живое. Один за другим защитники исчезали, как если бы их вовсе не существовало — как будто история сама не хотела писать их имён.

Аканэ застыл, не в силах сразу осознать случившееся. Всё происходило слишком быстро и одновременно медленно — как дьявольский сон. В его памяти навсегда отпечатался момент, когда Киёра — девушка, что только вчера с улыбкой учила его складывать печати — вдруг застыла с глазами, полными изумления и ужаса. Копьё вонзилось в её бок, прошило тело насквозь, сломало изнутри. Она покачнулась, словно хрупкий цветок, раздавленный внезапным дождём, и рухнула без звука, без прощания.

Её брат — первый, кто издал крик. Но это не был боевой возглас, не вызов врагу. Это был вопль сердца, разрывающий тишину. Он бросился вперёд, но мгновенно был рассечён от плеча до пояса, и крик оборвался, как порванная нить. Он упал рядом с сестрой, и даже в смерти их руки почти коснулись друг друга.

Так начался настоящий ад.

Паника хлынула на поляну, словно обрушившаяся река из разбитой плотины. Кто-то звали по именам — матери, наставники, друзья, — взывая к спасению, к помощи. Кто-то бежал, слепо не разбирая путь, а кто-то, напротив, бросался в бой с кунаем, глаза полны ужаса и отчаянной ярости. Но эта ярость была бесполезна — словно шторм против скалы, которая не знает жалости и пощады.

Печати взрывались, стихии вспыхивали — огонь, вода, ветер — но всё было тщетно. Мечи находили тело, кровь расплёскивалась по стенам домов, капала на детские игрушки, красила клумбы с цветами, где ещё утром пели бабочки.

В этот миг деревня превратилась в жертвенный алтарь.

Тело старика нашли без глаз — вырванных и разбросанных по земле, прежде чем вонзить кунай в его сердце. Девочку около десяти лет пригвоздили к дверному косяку её дома тремя мечами. Молодой шиноби умер с кунаем в горле врага, но его собственная грудь была раздавлена дубиной, что разбила ребра.

Это не было нападением. Это было истреблением.

Глава VII. Кровь на воде
Часть вторая — Река, унесшая свет

Аканэ не издал ни звука — его голос словно отняли у него силой, вырвали из глубин груди и погрузили в безмолвный вакуум, где даже шепот собственных мыслей казался чуждым. В памяти не осталось ни мгновения, как кунай выпал из пальцев, будто тело само отреклось от управления, растворилось в болезненном оцепенении, в пустоте, которая не была ни мраком, ни холодом смерти — это была тяжёлая, бездонная стихия воды, древняя и беспощадная, которую он впитал с молоком матери, которую слышал в вечных песнях ветра и рек, и которую теперь он носил в себе, как проклятие и благословение одновременно. Вода не была ласковой или спокойной — она ревела, бушевала, рвалась наружу, словно давно сдерживаемая буря, несущая в себе всё негодование мира и весь гнев предков. Его руки поднялись, и земля содрогнулась под ногами, выпуская из недр поток неистовой стихии, которая стала для Аканэ оружием и бронёй, воплощением немого крика и слёз, всплеском разрушения, с которым не мог сравниться ни один клинок, ни одна пуля.

Эта волна хлынула вперёд, поглощая врагов с безжалостной силой, разрывая ряды и ломая хребты тех, кто осмелился топтать святую землю деревни. Один из противников — высокий, словно ходячее проклятие с тёмными узорами на коже, — не успел даже отвернуться, когда вода безжалостно ворвалась в грудь, словно холодный клинок, пронзила лёгкие и горло, разрывая плоть и кости, заставляя хриплый крик оборваться в мучительной тишине. Его падение — тяжелое и глухое, смешавшееся с падением других — стало символом неумолимого возмездия, а ряды врагов начали ломаться, словно ветви на ветру, под натиском водной бури, которая с каждым новым ударом становилась всё яростнее и свирепее. Аканэ двигался с неукротимой быстротой и жестокостью, будто один и тот же поток энергии одновременно рвал и строил, разбивая противников, словно хрупкие фигурки, заставляя кровь брызгать из ран и гореть как огонь на холодной земле. Его чакра грохотала, как боевой барабан, ритмично и немилосердно — не было ни усталости, ни сожаления, только чистое, первобытное намерение сокрушить, уничтожить и стереть с лица мира тех, кто осмелился бросить вызов его дому. Каждый удар был катастрофой: хлыст воды рассекал врага, оставляя зияющие раны, поток срывал внутренности и развевал их по ветру, превращая поле битвы в кошмарный сон, а безжалостная сила разрушала тела, как камни под тяжестью гиганта.

Но за каждой победой была цена, и в сердце Аканэ тяжело ложилась боль потерь. Среди безжизненных тел, среди крови и пепла он увидел, как к земле падает его отец — живой, но израненный, сломленный тяжестью битвы. Тот, кто сдерживал удар врага, подобно древнему дубу, что гнётся, но не рушится, теперь едва держался на ногах, а глаза, наполненные мучительной усталостью и горечью, встретились с взглядом внука. В этот миг в душе Аканэ вспыхнула буря — не просто ярость, а пробуждённый зверь из самых тёмных глубин, древний и беспощадный. Он вызвал из недр земли поток, густой и вязкий, словно древняя смола, вода, которая могла поглотить и разрушить всё, что встретится на её пути. Вихрь развернулся смерчем смерти, обрушиваясь на главаря врагов — лысого, покрытого татуировками и шрамами, чей горький крик заглох в момент, когда смертоносный водоворот переломал ему кости, сорвал кожу, оставив лишь кровавую кучу, беспомощную и жалкую, словно осенний лист под лезвием ножа.

В этом хаосе смерти, несмотря на раны и возраст, рядом с Аканэ стоял его дед — живая легенда, прочная и непоколебимая, как скала в бушующем море. Его руки, хоть и дрожащие, держали остатки куная, а губы шептали древние заклинания — забытые смертоносные техники старой школы, где каждое движение было молитвой, а каждый удар — вызовом самой смерти. Он бросался в бой с той же неистовой яростью, с какой сражался в молодости, проливая кровь врагов и оставаясь последним бастионом надежды для всех, кто ещё стоял за спиной. Осколок куная вонзился в глаз одного противника, другой лишился уха, а каждый враг, ступивший на священную землю деревни, платил страшную цену — и вместе с внуком, плечом к плечу, они были как два могучих потока, сливающиеся в мощнейшую реку разрушения и возмездия, которую нельзя было остановить.

Этот союз двух поколений — молодости и опыта, ярости и мудрости — стал непреодолимой преградой для группировки криминального авторитета, чьё имя было проклятием для жителей деревни. Они жаждали не просто разрушить, но уничтожить, стереть с лица земли последний оплот жизни и памяти, но встретили несломленную стену, пропитанную кровью и решимостью. Защитники деревни падали — их было много, их жертва была невосполнима, и каждое падение отзывалось эхом боли в сердцах тех, кто оставался. Храбрые воины, сражавшиеся до последнего дыхания, лежали разбросаны по полю боя, пропитанные кровью и слезами, но именно благодаря им дед и внук получили время, чтобы нанести удар, который разрубил вражеские ряды на части, уничтожил десятки и оставил остальных в трепете и отчаянии. Их группировка была сломлена, деморализована и вынуждена была отступить, но цена победы была слишком высокой, и тишина, что последовала, была тяжела и горька, как никогда раньше.

Когда последние стоны и крики умерли, на поле боя осталась лишь невыносимая тишина, будто сама земля вздохнула и устыдилась, плача вместе с теми, кто пал. Аканэ стоял в лужах крови — своей, врагов, и тех, кто защитил их всех, — вода текла с кожи, смешиваясь с песком и глиной, окрашивая землю в багровый цвет. Вокруг лежали разорванные тела, вокруг витал запах смерти, боли и поражения. Среди этого кошмара он увидел отца — живого, но почти мёртвого, чьи глаза уже не отражали свет надежды, дыхание прерывисто, и жизнь ускользала с каждой секундой. Коснувшись руки отца, Аканэ понял суровую правду — он выиграл эту битву, но не смог спасти самого близкого, не смог уберечь жизнь, которая была ему дороже всего.

— Я... защищал, — голос его прорывался сквозь боль и горечь, срываясь на тихий шёпот. — Как обещал... Но почему вокруг лишь мёртвое? Почему река, что была другом, стала змеёй и клинком, несущим лишь тьму?

Теперь Аканэ — не мальчик, чей мир был наполнен светом и надеждой, он стал рекой, которая унесла свет, поглотила жизнь и оставила после себя холод и тишину, навеки впитав в себя цену утраты, цену войны и бессмертной борьбы за дом, что всегда будет стоять, даже если все вокруг падут. Он — живое напоминание, что война никогда не заканчивается, но и надежда, что однажды его вода станет не орудием смерти, а ключом к возрождению.

Глава VIII. Пепел и клятва

Руины родной деревни лежали перед Аканэ, словно чёрное, пятнистое клеймо на чистом полотне его памяти, словно зловещий шрам, что навсегда иссечёт ткань времени. Эти искорёженные, словно раны на теле мира, обгоревшие остатки домов — покосившиеся стены, обвалившиеся крыши, обугленные балки — всё то, что когда-то служило пристанищем счастья, радости и тепла, теперь превратилось в безмолвный, холодный некрополь, где эхом отзывается трагедия утраты и разрушения. Воздух, густой от пепла и гаревой вони, казался вязким, словно сама смерть пролилась и застыла над этими мертвыми местами. Тончайший слой пыли, словно ледяное покрывало, окутывал всё вокруг, пронизывая тело, душу и разум, затмевая свет и надежду. Этот холод не уходил с рассветом, он жил не только в безжизненной атмосфере, но и в самом центре груди Аканэ — там, где теперь поселилась пустота, сочащаяся болью и страхом.

Его ноги осторожно ступали по земле, усеянной телами — близких, друзей, наставников, тех, кто в той последней страшной ночи был вырван из жизни, навсегда лишён возможности увидеть новый рассвет или услышать детский смех. Каждый шаг отдавался глухим ударом в сердце — горьким, словно камень, обвисший тяжестью невозвратной правды. Вся его жизнь, всё светлое и тёплое, что было до этого момента, рухнуло, превратившись в прах и пепел.

Сквозь густой туман страха, отчаяния и безысходности, что словно ледяная мгла опустился на окрестности, Аканэ крепко держал за руку мать — хрупкую, израненную женщину, которая сжимала пальцы сына так, будто боялась отпустить последнюю ниточку жизни, связывавшую её с этим миром. Её глаза, большие, стеклянные и пустые, отражали всю глубину раздавленной надежды и горя, но в них едва мерцала крошечная, почти погибающая искра — тихое пламя, цепляющееся за призрачную надежду, что ещё не всё окончено. Рядом стоял дед — тот самый, кого Аканэ всегда воспринимал как непоколебимую скалу, как живой бастион мудрости и силы. Но теперь старик выглядел измученным, словно выветренный странник, чьё время давно прошло, и чьё тело устало от бремени прожитых лет. Тем не менее, в глазах его ещё горел огонь — огонь, не дающий сгореть полностью, который тлел глубоко внутри, несмотря ни на что. Он смотрел на место, где покоился его сын — отец Аканэ — с той тяжёлой горечью, что может знать лишь тот, кто потерял не просто родного, но целый мир, который казался нерушимым, вечным и непобедимым.

Среди этих развалин, в самом сердце пепельной пустоши, где когда-то величественно стоял древний дуб — немой символ жизни, силы и нерушимости — они вырыли могилу. Погребальный ров, в который теперь впитала землю плоть того, кто никогда не смог пережить позора утраты своих родных, чьё сердце было разбито на тысячу осколков. Аканэ склонился над простым, грубо сделанным гробом, чувствуя, как его собственное сердце рвётся на части — словно плоть, раздираемая незримыми когтями боли и бессилия. Его отец — сильный, благородный и честный человек, всегда готовый встать на защиту семьи и тех, кто ему дорог, — теперь навсегда погружён в безмолвие вечного покоя. Мать тихо рыдала, её голос был лишь прерывистым шёпотом, обрывками слов, что несли на себе всю бескрайнюю печаль мира. Слёзы, подобно несущимся бурным рекам, текли по иссохшему лицу, не способные смыть и приблизить облегчение. Дед же, положив старый, но верный меч на крышку гроба, словно передавая нечто большее, чем просто оружие — целую историю, священное наследие и тяжёлую ответственность — теперь возлагал её на плечи юного воина, который стоял перед ним.

И именно в тот страшный, священный миг Аканэ впервые позволил себе окончательно разрушиться, уйти с головой в бездну своей боли. Слёзы текли по его щекам, горькие и горячие, как раскалённое железо, обжигая и выжигая все остатки слабости и страха. Его душа открывалась миру, словно рана, обнажённая и кровоточащая. И в этой расплавленной боли он дал клятву — клятву, что станет сильнее, не ради славы, не ради власти или страха, но ради безжалостной мести. Мести, холодной, непреклонной и окончательной. Мести Хаяме Куро — человека, который не владел судьбами мира, не был фигурой всемирного масштаба, но был тёмным чудовищем их маленькой реальности, влиятельным криминальным авторитетом, чья жестокость и корысть опалила всё, что дорого было Аканэ и его семье. Человека, чей след в той ночи оставил за собой реку крови, разрушив надежды и похоронив будущее. Того, кого он должен будет уничтожить, чтобы вырвать своё сердце из бездны мрака и вернуть хотя бы каплю света тем, кто выжил.

Но дед, глядя на внука, говорил иначе. Его голос, тихий и проникновенный, прозвучал как древний обет: «Месть — это путь в никуда. Она пожирает душу, не давая покоя, насилие рождает лишь ещё больше насилия. Тёмные воды мести поглощают каждого, кто погружается в них целиком». Эти слова не были простым наставлением — они были тяжелым уроком человека, что познал бесконечное горе и понял истинную цену силы, рожденной в пламени ненависти. Но впервые старик не спорил и не упрекал — он молча кивал, признавая, что для Аканэ этот путь неизбежен. «Ты прав, мой мальчик. Ты больше не ребёнок, а этот мир слишком суров для слабых. Но помни — ты ещё не готов. Ты не завершил своего пути, и без знаний, без силы, что я могу дать тебе, тебя ждёт лишь гибель. Я не допущу этого».

И с этих слов, как с последнего заклинания, началась новая жизнь. Жизнь не мальчика, а воина, чей дух сковала скорбь, а тело и волю закалила несгибаемая воля деда. Их дни стали бесконечным циклом тренировок — каждое движение, каждое дыхание было битвой с самим собой, с болью, страхом, сомнениями и воспоминаниями. Уроки дыхания и контроля чакры, непрерывное оттачивание ударов и блоков — всё сливалось в ритм, что походил на биение сердца судьбы, на безжалостный такт, которому нельзя было не подчиниться. Старик раскрывал тайны, скрытые от простого взгляда, помогал Аканэ постичь не только силу тела, но и силу духа, научиться видеть слабости врагов и находить внутренний покой в хаосе окружающего мира.

Их тренировки начинались на рассвете, когда хрустальный мороз впивался в кожу, пронизывая до самых костей, и продолжались в ночной тьме, которая накрывала землю тяжёлым бархатом, словно одеялом из мрака. Но этот мрак больше не пугал Аканэ — он стал его неотъемлемой частью, поглощённой в глубины души. Каждая капля пота, каждая боль в мышцах была маленькой победой над прошлым, над страхом и безысходностью — платой, которую он добровольно взял на себя, чтобы однажды встретиться лицом к лицу с Хаяме Куро. Чтобы защитить тех, кто остался, и заставить кровавого палача почувствовать всю тяжесть собственной кармы.

В этой бесконечной борьбе с самим собой Аканэ обрел новый смысл, новую цель, а возможно, и свою истинную судьбу. Месть перестала быть пустым словом — она стала пламенем, горящим в сердце, вечным напоминанием о том, что за каждым шагом вперед стоит память о тех, кто пал, и священное обещание, что их смерть не будет напрасной.

Глава IX. Пепел и сталь: годы отчаяния и кованой решимости

Время — беспощадный палач, безжалостно разрывающий на части хрупкие нити жизни, туго переплетённые в судьбы, и швыряющий их в бездонное горнило забвения. Оно движется своим неумолимым ходом, медленно, как густая чернильная река, что медленно, но верно стекает в самые тёмные глубины души, окрашивая каждую мысль в холодные оттенки боли, горечи и безысходности. Годы, что последовали за той роковой ночью — когда огненный смерч пожрал родную деревню, сметая всё живое, — стали для Аканэ непрерывным испытанием. Испытанием не яростным и вспышечным, а тягучим и томительным, словно тяжёлый сон, от которого невозможно пробудиться.

Поля, некогда утопавшие в мягкой зелени, ныне лежали безжизненными, испепелёнными и холодными, словно черепа гигантов, что давно пали в битве. Разбитые крыши домов, обугленные стены, вылепленные из когда-то крепкой древесины — всё это хранило лишь тени прошлого, безмолвные свидетельства давно исчезнувшей жизни. Здесь больше не звучал звонкий смех детей, не раздавались мягкие шёпоты стариков, не витал в воздухе запах спелой травы и свежего хлеба — тех маленьких чудес, что согревали души и сердца тогдашних обитателей. Выжившие — измученные и разбитые горем, словно осенние листья, разметённые ветром, — бежали кто куда. Они рассеялись по чужим землям, скитались по новым деревням и городам, теряя то, что делало их единым целым. Стали забытыми звеньями цепи, что некогда связывала их в одну общину. Аканэ остался — одинокий хранитель руин и памяти. Последний, кто хранил огонь, что когда-то горел в сердцах его близких. Огонь, который не давал угаснуть надежде, даже если эта надежда была тонкой, как тончайшая паутинка.

В мёртвой тишине, что растянулась над этой землёй словно плотное покрывало, Аканэ ощущал, как ледяная бездна медленно, неумолимо обвивает его душу. Его мать — нежная, хрупкая, словно лепесток сакуры, склонившийся под тяжестью непогоды, — вела отчаянную борьбу с невидимым, но беспощадным врагом, что жил внутри неё. Болезнь, словно голодный и бессердечный зверь, пожирала её изнутри, высасывая силы и разбивая остатки надежды на спасение. Дни её были наполнены мучительной слабостью — каждое движение давалось ей с болью, а ночи становились полем страшных сражений с собственным телом, где каждый вдох был подвигом и молчаливой победой. Но даже когда надежда покидала её, когда глаза теряли свет, она не отпускала руку Аканэ. Через мгновения самой страшной безнадёги она передавала ему последнее тепло — остатки любви, крепкие и бесконечные, как мост между двумя мирами, словно сквозь призму вечности, обещая, что он не останется один.

Когда её свет погас окончательно, когда дыхание затихло навсегда, мир Аканэ сузился до бескрайней тьмы и мрака. Каждое имя матери, каждый шорох её голоса, звучали теперь в его памяти как призрачные эхо, что преследовали его даже в самые спокойные часы. Это было мучительно — горечь утраты, словно тысячи колючих иголок, пронзающих сердце, срывала с него последнюю защиту. Слёзы, которые он думал, что давно высохли на его лице, вспыхивали с новой силой, неутолимые и горькие, разрывая его душу на тысячи мелких, едва слипающихся осколков.

В этих мрачных, холодных днях и ночах рядом с ним был дед — последний бастион прошлого, последняя опора и крепость, чей бесстрашный дух и мудрость словно обнимали Аканэ, не давая скатиться в бездну отчаяния. Старик вкладывал в внука все сокровища своих знаний и древних тайн, возводя из него не просто бойца, а настоящего воина, способного стать сильнее собственной боли и горя. Его слова, похожие на тяжёлые камни, падали на нежную душу юноши, заставляя её твердеть и коваться в несломимую сталь. «Сила — это не только тело, не только мускулы и навыки, — говорил он сурово, — это сердце и разум. Это слияние боли, терпения и безжалостной дисциплины». Он не щадил ни себя, ни внука — он знал цену силы и выносливости, и её нельзя было купить без крови и страданий.

Но дед скрывал от Аканэ свою собственную трагедию, ту горькую правду, которую старик таил в глубине души, словно смертельный яд. Болезнь, тихая и коварная, словно затаившаяся тень, медленно гасила его жизнь. Она проявлялась лишь редкими приступами кашля и слабостью, которую он прятал за усталой улыбкой, чтобы не разбить тот хрупкий огонь надежды, что жил в глазах внука — огонь, для которого дед был последним источником света.

Дни, наполненные неустанными тренировками и изматывающими уроками, постепенно разъедали силы старика. Но он не жаловался, не просил пощады — продолжал учить, продолжал жить, пока не настал момент, когда последний вздох прервал тонкую нить его существования. Мир Аканэ вновь раскололся под тяжестью нового горя — потеря деда стала страшной раной, ещё одним крестом, что он теперь должен был нести. Но вместе с этой утратой пришло и нечто иное — понимание, что время перемен настало. Он перестал быть ребёнком, который слепо слушает наставления взрослых. Он вырос. Он стал грозным шиноби, в чьих жилах пульсирует пламя мести и железной решимости.

Стоя на пороге своего предназначения, Аканэ ощущал, как холодные цепи прошлого начинают ломаться под натиском внутреннего огня. Его тело было выковано в сталь бесчисленными часами изнурительных тренировок, его разум — острым и хладнокровным, словно меч, выточенный мастером, а душа — несмотря на тяжесть утрат — крепла, обретая непоколебимую силу. Он был готов. Готов бросить вызов Хаяме Куро — тому, кто своими руками разрушил его мир, натянул сеть страха и крови вокруг его судьбы.

Месть для него перестала быть просто холодной клятвой — она стала дыханием, движением, смыслом жизни. Каждый шаг Аканэ отзывался музыкой решимости, что не щадит никого. Его взгляд, темный и безжалостный, мог разжечь пламя страха в сердцах друзей и врагов. Он стал воином, рожденным из пепла и слёз, выкованным в огне отчаяния и бессмертной воли.

Он шёл вперёд — и ничто уже не могло остановить этот неумолимый поток. Впереди раскинулся длинный и опасный путь, усеянный кровью и испытаниями, но выбора не было. Иногда единственный способ победить тьму — стать её зеркалом и отражением, стать оружием, способным разбить её в пыль.

Аканэ был готов. И в эту ночь, под глухим, равномерным шёпотом ветра, он впервые почувствовал, что месть — это не холодный расчёт, а пламя, что сжигает слабость и рождает новую, неукротимую жизнь.

Глава X. Пламя возмездия: Возрождение справедливости

Страна Горячего источника — это место, где сама природа кажется пропитанной двойственной сущностью: с одной стороны — исцеляющее тепло и умиротворяющий пар термальных вод, что омывают камни и наполняют воздух тихой надеждой, а с другой — жестокий, неумолимый хаос, скрывающийся в тенях переулков и перекинутых через дороги мостов. Здесь каждый вдох напоён был обещанием жизни и одновременно — угрозой смерти, ведь, несмотря на мирные улочки и приветливые лица, под поверхностью плелась паутина из интриг, предательств и жажды власти. Криминальные группировки, словно голодные хищники, дробились и сражались друг с другом, поглощая последние остатки порядка и закона, превращая благодатную землю в поле битвы, где каждый мог стать жертвой или охотником. Среди этих теней выделялся один — Хаяме Куро. Его имя шептали с уважением и страхом, а его синдикат, словно старая и крепкая сеть, проникал в политику, торговлю и самые тёмные закоулки власти. Но даже этот коварный и влиятельный человек был лишь одним из звеньев в великом механизме преступного мира, не всесильным богом, а могущественным игроком на шахматной доске, в которой судьбы целых улиц и кварталов решались под покровом ночи.

В этом разорванном на части мире появился Аканэ — человек с раненной, но несгибаемой душой, кузнец собственной судьбы, рожденный в огне личных потерь и невозмутимой решимости. Его сердце не горело яростью слепой мести — оно пылало холодным, расчетливым пламенем стремления восстановить утраченное равновесие, вернуть справедливость тем, кого сгубила тьма. Аканэ не хотел покорять или разрушать весь мир вокруг; его война была направлена лишь против тех, кто вырывал из рук простых людей их безопасность и покой, кто взращивал страх и насилие, кто, скрываясь за масками уважения и влияния, вершил судьбы, отравляя жизнь тысяч. Это была битва не за власть, а за людей — за тех, кто жил в тени, молча страдая и надеясь на перемены, которые, казалось, никогда не придут.

Первым шагом на пути возмездия стал разрыв корней тьмы, расползавшихся по окраинам общества — мелких банд и уличных шайк, что, подобно паразитам, поглощали жизнь улиц, обрекая на гибель невинных. Эти группировки были едва ли не самым мерзким символом разложения: жестокие, жестяные и самонадеянные, их лидеры безжалостно терзали слабых, считая себя непререкаемыми королями своей мелкой империи. Но для Аканэ они были не больше, чем первая мишень, первая стадия в его непреклонном плане. Его меч был направлен на них, и в эту ночь и тысячи ночей после он стал холодным ветерком смерти, что скользил по улочкам, отсекая голов от разбойничьих змей. Каждое нападение было молниеносным — он не оставлял места сомнениям и пощаде. Его действия были не просто боями — это был выверенный танец, где каждое движение, каждый удар, каждый шаг служил единой цели. Он не позволял себе поддаться гневу или слабости, ведь знал, что слепая ярость может погубить и его самого. В этом теневом мире он стал не просто бойцом — он стал судьёй, который вершил правосудие, неся тьме карающую руку, а свету — надежду и защиту.

Однако жестокость его мести никогда не превращалась в бездумное насилие. За каждым уничтоженным врагом стояли те, кто пострадал от него, — мирные жители, которые словно хрупкие цветы пробивались сквозь камень беззакония. Аканэ понимал это как никто другой. Он не просто рубил врагов, он строил после них — восстанавливал дома, разрушенные грабежами и пожарами; восстанавливал рынки, где торговцы вновь могли вести честный бизнес, а дети спокойно играть на улицах. Его руки несли не только меч правосудия, но и длань помощи, обретая для многих символ силы и опоры. С каждым спасённым домом, с каждой улыбкой благодарности в глазах простых людей, Аканэ ощущал, как поднимается сама страна, как начинает воскресать её дух. Он был и мечом, и щитом — защитником и палачом, человеком, чьи поступки звучали в унисон с голосом справедливости, а не безжалостной мести. Его имя становилось легендой, звучащей в шепоте благодарности и восхищения, в глазах тех, кто снова начал верить, что даже в самые мрачные времена можно сохранить свет.

Настоящей целью Аканэ была гораздо более сложная и опасная тень — криминальная империя Хаяме Куро. Синдикат, который владел не только улицами, но и тайными коридорами власти, проникая в торговлю, политику, коррупцию. Его влияние было подобно яду, растекавшемуся по венам страны, разъедая общество изнутри. Он не был единоличным повелителем, но его сеть была разветвлена и крепка, напоминая непробиваемую крепость из лжи, предательства и насилия, укрывающуюся за лицемерным фасадом уважения и порядка.

Путь к нему был долог, тернист и опасен, требующий не только силы, но и ума, терпения, холодной расчетливости. Аканэ понимал: открытая война — это смерть. Он выбрал другой путь — путь хищника, проникшего в самую глубину логова врага. Его атаки становились искусной хирургической операцией, где каждое действие было точным и безупречным. Он разрушал каналы снабжения, взрывал склады с оружием и наркотиками, выводил из строя цепочки коррупции и предательства. Его руки не знали усталости — ночи превращались в дымы пепла, в огонь сожжённых логов и планов врага. С каждым разом синдикат Хаяме трещал по швам, словно огромный корабль, проткнутый дротиками и уже не способный удержать курс.

Его борьба была не только с людьми и оружием, но и с системой, что позволяла этому злу укореняться и разрастаться. Аканэ становился вызовом и для чиновников, и для торговцев, заставляя их выбирать — страх или справедливость, тень или свет. Он стал символом надежды для тех, кто устал терпеть, для тех, чьи голоса долгое время тонут в тишине безнадежности. Его образ пробуждал в людях веру, что даже одиночка, рожденный из боли и страха, может стать началом перемен, разорвать цепи угнетения и вернуть свободу.

При этом, несмотря на всю мрачность своих поступков, Аканэ никогда не забывал о человечности. Он знал цену каждого поражения, каждого сломанного врага, который когда-то мог быть таким же пленником жестоких обстоятельств. Там, где можно было спасти — он спасал, исцелял не только тела, но и души, подавая руку тем, кто готов был её принять. В его глазах горел огонь справедливости, но внутри жила хрупкая надежда, которую он всеми силами пытался сохранить и передать дальше — надежда на мир, на жизнь, на любовь.

Каждый рассвет для Аканэ был не просто новым днём, а продолжением великой миссии — служения тем, кто нуждался в защите, тем, кого он любил и ради кого был готов отдать всё. Его мечта уже перестала быть мщением. Она стала светом, возрождением и живым доказательством того, что даже в самой глубокой тьме можно найти дорогу к свету — дорогу, которую проложит одна лишь вера, сталь и сердце, полное любви к своей земле.

И когда наконец наступит час открытой битвы с Хаяме Куро, мир в стране Горячего источника уже никогда не будет прежним. За спиной Аканэ стоит не просто одиночка — за ним тысячи жизней, чья сила наполняет его, чьи надежды он несёт на своих плечах. Он стал не просто героем, а легендой — мрачным, непреклонным символом правосудия, огнём, что пылает в венах и не знает ни пощады, ни страха.

Глава XI. Похищенная месть — когда огонь погас раньше времени
Время словно остановилось — и в этом остановленном мгновении исчезли все привычные ориентиры, все точки опоры. Века и короткие мгновения растеклись в одно бесконечное, холодное, безжизненное пространство, где не было ни света, ни тени, ни движения — была лишь пустота. Безжалостная, голая пустота, что разверзлась внутри Аканэ и поглотила всё, что когда-то было смыслом его жизни. Его сердце, долгое время пылало ядовитым, горьким пламенем мести, таким же жгучим и яростным, как пламя дикого костра, в который он сжигал свои страхи и обиды. Но теперь это пламя гасло. Беззвучное и холодное, оно растворялось в глубокой тишине, похожей на безмолвие мёртвого леса под тяжестью зимней ночи, где даже ветер перестал шевелить ветви и не смел вздохнуть. Там, где прежде бушевали штормы страстей, грохот ярости и злобные бури, осталась зыбкая, хрупкая пустота — зияющая рана на дне его души, зияющая и глухая, куда не проникали ни свет, ни надежда. Месть — единственный огонь, который дарил смысл его существованию, была украдена, вырвана из его рук как последний лист, что сорвался с дерева и упал в безжалостный штормовой ветер, уносясь в неведомую даль.

Он стоял на краю этой бездны — бездны, которую сам не выбирал, бездны, которая вдруг возникла под ногами, неумолимая и беспросветная. И смотрел туда, куда уходила та цель, что была всем его миром и смыслом. Криминальный синдикат Хаяме Куро, этот тёмный монстр, которого он преследовал долгими ночами и долгими днями, тот, кто был его врагом, его смыслом и проклятием — исчез. Не по его воле, не его руками. Высокоранговые шиноби из Скрытого Листа, беспощадные и бескомпромиссные, как клинки, внезапно ворвались в логово теней, словно сгусток молнии, разрубая корни этого чудовища. Хаяме Куро пал — быстро, холодно, безжалостно и без шанса на спасение, как дикий зверь, поваленный охотником, что не оставляет шансов на пощаду и поимку.

Для Аканэ это было не просто поражение — это была катастрофа судьбы. Это был ограбление его самого — той части души, что неотделима от его борьбы. Его борьба, это мрачное служение справедливости, годы лишений, постоянного страха, боли и жертв — всё было похищено, вырвано у него чужими руками. Он остался стоять наедине с холодной пустотой, словно обнажённый перед безжалостным ветром, что пронизывает насквозь, как ледяной клинок, пробивающий до самых глубин. Его огонь погас — и вместе с ним погас и тот смысл, что зажигал этот огонь, что питал его дух и делал его живым.

Эта пустота пронизывала каждую клеточку, каждую мысль и чувство, отравляя их холодом безысходности. Его душа оказалась без пристанища — без крыши и стен, без надежды и направления, в безбрежном море неизвестности. Что теперь? Кто он, если не мститель? Как жить, если цель, ради которой жил, исчезла словно призрак? Кем стать, когда главный смысл жизни разорван и уничтожен без твоего участия? Месть — единственный пульс жизни, который поддерживал его в самые тёмные часы, — исчезла, оставив после себя только горькое, горькое и пустое эхо, гулкое и холодное, как забытая песня на краю мира.

Страна Горячего источника, некогда живая и дышащая под тяжестью бесконечных конфликтов, страхов и надежд, теперь казался ему чуждым и безжизненным. Улицы её столицы, по которым когда-то шагал Аканэ с горящим взглядом и непреклонной волей, окутались туманом неопределённости и сомнений, погрузились в тень безнадёжного отчаяния. Люди, которые когда-то шептали его имя с трепетом и благодарностью, теперь словно забыли о нём, перестали ждать его прихода, словно он стал героем из давно забытой сказки, которую уже не рассказывают у очага. Мир, за который он боролся, продолжал существовать — но уже без него. Как актёр, чей главный герой внезапно покидает сцену, оставляя пустоту в центре света.

Голос внутри, что долго вел его сквозь мрак и страх, внезапно стих. Осталось только холодное эхо одиночества, отзывающееся в глубине груди. Это была не просто потеря — это была смерть части самого себя, та бездна, что поглотила всё, что было для него важным. Аканэ чувствовал себя пленником собственного тела, заблудшим странником без пути, человеком, что потерял причину для существования. С каждым вдохом в нём росла тьма — безразличие и пустота, которые медленно разъедали душу, унося с собой последние остатки света.

Но даже в этой глубочайшей тьме, среди обломков разрушенной души, затерялся слабый, почти незаметный отблеск. Тонкая вспышка света — тот самый свет, что давно, ещё в детстве, разжигал в нём мечту. Мечту не о мести, не о разрушении, а о путешествиях, о новых мирах, о горизонтах, манящих за собой тайнами и открытиями, о смыслах, ещё не раскрытых, и судьбах, ещё не написанных.

Он вспомнил себя ребёнком — беззаботным, живым, открытым. Мальчиком с глазами, горящими жаждой увидеть мир во всей его полноте, познать его тайны и помочь тем, кто в этом нуждается. Не ради славы, не ради кары и мести, а просто потому, что верил — верил в добро, что оно есть, и что его можно подарить другим. В этих воспоминаниях теплота и свет, так давно погребённые под тяжестью боли, оживали вновь, наполняя сердце мягким и нежным теплом, которого так не хватало в настоящем.

Пустота в душе начала медленно, осторожно наполняться новым смыслом. Путь мести завершился — но жизнь не окончена. На смену тёмным ветрам пришёл тихий свет надежды и новых возможностей. Впереди — не мрак и отчаяние, а светлая дорога, ещё неизведанная, полная неизвестности и обещаний.

Он захотел стать тем, кем мечтал быть всегда — высокоранговым наёмником, воином справедливости, защитником беззащитных, странником, несущим свет в самые тёмные уголки мира. Помогать не ради выгоды и не ради мести, а из глубины души, из искренней веры в то, что даже один человек способен изменить судьбы многих. Верить в силу добра, и бороться за него, несмотря ни на что.

Этот путь был труден и неизвестен. Он требовал от него отпустить старые раны, забыть обиды и жажду расплаты. Но именно в этом заключалась его сила — сила обновления, сила возрождения. Для Аканэ это был шанс стать кем-то большим, чем просто мстителем — стать символом надежды и света, тем, кто умеет любить и делиться теплом даже тогда, когда вокруг царит холод и мрак.

Он почувствовал, как впервые за долгое время в груди просыпается не страх, а чистая, жёсткая решимость. Решимость идти вперёд, несмотря на неведомые испытания и тьму на пути. Его руки, некогда крепко сжимавшие меч мести, теперь были готовы протянуться к тем, кто нуждался в защите. Его глаза, привыкшие видеть лишь тени и мрак, теперь искали свет — свет, способный не только озарить его путь, но и стать маяком для других.

Так началась новая глава его жизни — глава поисков и служения, испытаний и открытий, любви и тепла в мире, жаждущем их больше, чем когда-либо. Пусть прошлое осталось в пепле, пусть боль и утраты отозвались эхом, но впереди была дорога, залитая светом, где Аканэ мог стать не только воином, но и настоящим человеком — живым, светлым и свободным.

И когда горячие ветры перемен принесли ему новое дыхание, он поднял голову — высоко, уверенно и гордо. Месть была лишь страницей прошлого. Теперь его путь лежал вперёд — туда, где его ждала настоящая жизнь.

Глава XII. Воскрешение огня: Путь наёмника и возвращение света
Годы, словно бескрайний океан, непрерывно накатывались волнами за спиной Аканэ, унося с собой тяжёлый груз мрака и боли, которые когда-то безжалостно затмевали его разум и сердце. Каждый прожитый день уносил далеко в прошлое те тёмные времена, когда тени отчаяния и ярости гнетали его душу, превращая её в холодный и безжизненный лабиринт. Но теперь его жизнь перестала быть бесконечным, болезненным танцем теней мести и одиночества. Она стала огненной одиссеей света и надежды — медленным, но верным путешествием, что исцелял каждую трещину в его душе, раскрывая перед ним новые горизонты, наполненные смыслом и глубоким ощущением жизни. Это был путь не только внешних странствий, но и внутреннего возрождения, в котором каждый вздох становился шагом к свободе и теплу.

Выбрав путь наёмника, Аканэ вступил на дорогу, что для многих могла стать дорогой разрушения и потерь, но для него превратилась в путь созидания и защиты. Он не был просто бойцом, владеющим мечом и силой — он стал воином с мудростью сердца, с умением делать выбор, который превратился для него в святыню. Его клинок теперь резал не мрак и тьму ради мести или горечи, а служил щитом для слабых, преградой тирании и мечом справедливости. Каждое его действие — будь то спасение беззащитных, отражение жестоких нападений или помощь тем, кто забыл, что значит надеяться — наполняло его сердце мягким, согревающим теплом и новым смыслом существования. В этих поступках проявлялась не только сила тела, но и величие духа — величие, рожденное из сострадания и желания сделать мир лучше, несмотря на все испытания.

Путешествия его были столь же разнообразны, как и сама жизнь. Он побывал в суровых горах, где вечные снега казались незыблемыми хранителями времени, а морозный ветер словно шептал древние тайны. В пустынях, палящих и безжалостных, где каждый шаг давался тяжело, каждый вдох был наполнен энергией борьбы и жизни. В шумных городах он видел бесконечный поток людей, усталость и страдания, но также замечал улыбки детей и находил верных друзей, готовых довериться свету. А в забытых деревнях, где никто не ждал спасителя, он становился тем, кто приносит надежду, зажигает искру веры в чудо, даже когда казалось, что весь мир погрузился в тьму. Эти места и люди, каждый из которых хранил свою историю, медленно вплетались в ткань его собственной жизни, даря силы и обогащая душу.

С каждым новым днём наёмник становился не только сильнее телом, но и глубже духом. Годы бесконечных сражений, встречи с разными людьми, искренние беседы и простые радости — всё это постепенно растапливало лёд горечи и отчуждения, что когда-то плотно опутал его сердце. В горечи утрат рождалось новое понимание: даже боль — это часть света, и каждая потеря открывает путь к обновлению. Память о прошлом, которая прежде была кандалом и тяжким грузом, теперь звучала как тихий колокольчик, напоминающий о пройденном пути и о силе, которую он обрел благодаря каждому испытанию. Она не сковывала, а наполняла смыслом, давала опору и мудрость.

Аканэ стал совершенно другим человеком — не только мастером меча и стратегии, но и тем, кто вновь обрел способность искренне и широко улыбаться. Его смех, когда-то прерванный болью и тяжестью воспоминаний, теперь звенел звонко и свободно, наполняя пространство вокруг живой, искрящейся радостью. Он позволял себе шутить, смеяться от всей души, иногда быть даже немного беззаботным — словно ребёнок, впервые после долгой, морозной зимы увидевший весеннее солнце. Временами он поднимал бокал за здоровье новых друзей, за светлое будущее, за каждый прожитый день, наполненный борьбой за добро и справедливость. Эти вечера, наполненные песнями, искренними разговорами и смехом, становились для него настоящими праздниками души — моментами, когда он мог забыть про тяжесть прошлого и просто наслаждаться жизнью.

Тот человек, что когда-то был пленён холодом одиночества и горечью утрат, теперь снова открывал своё сердце миру. Он учился любить, доверять, делиться теплом и заботой, не боясь вновь раскрыть свои раны. Его глаза, в которых когда-то жили только тени боли, теперь светились живым огнём — огнём сострадания, силы и глубокой веры в человечество. Этот свет становился для него самой настоящей бронёй и самым большим богатством.

Путь наёмника оказался для Аканэ не просто дорогой войны — это был путь искупления, возрождения и очищения. Каждый его шаг, каждое действие были наполнены смыслом, любовью и стремлением к свету. Мрак прошлого навсегда остался в памяти, но он уже не владел его судьбой и не диктовал ему условия. Аканэ стал символом того, что даже из самых глубоких и холодных теней может родиться яркий свет, способный озарить путь не только ему самому, но и всем тем, кто ищет надежду и силу жить.

И вот, сквозь тяжесть испытаний и радость побед, сквозь горечь потерь и тепло новых встреч, он обрёл новое «я» — воина света, наёмника добра, человека, что вновь умеет любить, смеяться и жить, несмотря ни на что. Эта глава его жизни, наполненная теплом и светом, стала началом великого пути, где каждый новый день — это возможность стать сильнее, добрее и лучше. Впереди ждало ещё много дорог, но теперь Аканэ знал, что сможет пройти их с открытым сердцем и искренней улыбкой.
Глава XIII. Волны судьбы и огонь сердца: Новый дом в Водовороте

Когда Аканэ впервые ступил на землю Деревни Скрытого Водоворота, мир вокруг него заиграл новыми красками — одновременно и чуждый, и притягательный, словно загадочная жемчужина, спрятанная глубоко под волнами, которую ещё предстояло открыть и оценить по-настоящему. Ветер, проходящий между узкими улочками, приносил с собой запахи соли и свежести, звучание воды, ударяющейся о причалы, и отголоски повседневной суеты. Этот уголок мира, где стихии воды и ветра сплетались в танце непрерывного движения и спокойствия, казался живым организмом, дышащим и пульсирующим в своём ритме. Аканэ пришёл сюда не за славой и не ради власти — он был странником, который жаждал найти покой, открыть для себя новый смысл жизни и начать всё с чистого листа. То, что изначально казалось лишь временной остановкой, вдруг превратилось в нечто куда более глубокое и важное — в начало новой главы, нового бытия.

Он осознавал — он чужак среди этих стен, человек, чьи корни лежат далеко за пределами этой земли, не рожденный под этим небом. Ему не сразу открыли двери в ряды шиноби, не из-за слабости или недостоинства, а потому что здесь доверие завоёвывается медленно, через годы и дела, а не через слова и обещания. Но этот факт не сломил его духа — наоборот, он питал его внутренний огонь, пробуждал решимость и силу. Вместо того чтобы мечтать о громкой славе, Аканэ выбрал другой путь — путь служения и поддержки. Работая рядом с самим Узукаге, он стал частью того тихого, но важного механизма, который обеспечивал безопасность и стабильность деревни. Его роль не была яркой на поле боя — он стал стражем, помощником, тем, кто готов в любой момент подставить плечо и защитить тех, кто нуждался в защите.

Но причина, по которой он действительно решил остаться, была куда глубже всех идей о чести и долге. Это была любовь — искренняя, нежная, пульсирующая в его сердце как утренний свет, играющий всеми оттенками ржавого и золотого на листьях. Она — рыжеволосая кунаичи из легендарного клана Узумаки — стала для него настоящим огнём, который разжёг его душу с самого первого взгляда. Аканэ всегда испытывал особую слабость к рыжим — в них он видел нечто магическое и манящее, словно сама природа наделила их уникальной энергией, пульсирующей огнём и жизнью. Встреча с ней открыла перед ним новую эпоху, где даже холодные стены войны и отчуждения рассыпались перед теплым светом настоящего чувства.

Он не просто влюбился — он растворился в этой любви до самой глубины своей души. Каждое её слово звучало как музыка, каждый взгляд и прикосновение наполняли его мир новым смыслом, новой надеждой. С того момента все пути вели к ней, а его сердце жаждало быть рядом — идти вместе по жизни, разделять и радости, и испытания. Даже самые простые и обыденные мгновения обрели волшебство, потому что были окрашены её присутствием. Любовь дала ему не просто силу остаться — она подарила желание строить здесь дом, светить в тех местах, где прежде царила тьма.

Жизнь в деревне стала наполненной тёплыми и радостными моментами — он учился заново смеяться искренне, как ребёнок, впервые ощутивший вкус счастья и свободы. Аканэ позволял себе быть лёгким и даже немного наивным, оттаивал, когда находился в кругу новых друзей, становился задорным и беззаботным. Ему нравилось наблюдать за живым ритмом деревни, участвовать в её праздниках, пить чай в тёплой компании, разговаривать до поздней ночи, делиться простыми радостями и историями. Он стал частью этой жизни, этого сообщества, несмотря на свои корни и прошлое, которые уже не казались ему таким тяжёлым грузом.

Но именно любовь оставалась его тайным источником силы — той нежной искрой, что согревала его сердце в самые холодные ночи и давала смелость смотреть в будущее. Эта любовь не только наполнила его жизнь светом и радостью, она сделала его глубже, мягче, сильнее одновременно. Он осознал, что быть рядом с ней — значит найти свой настоящий дом, своё место в мире, где можно быть собой без страха. Это чувство стало для него самым ценным даром, самой драгоценной жемчужиной, которую можно найти на всей этой земле.

Так, среди шумных улиц и укромных уголков Деревни Скрытого Водоворота, в кругу добрых улыбок и будничных забот, Аканэ начал новую главу своей жизни. Главу о любви и принятии, о вере в свет, о надежде, которая способна озарить даже самый долгий и трудный путь. И в этом месте, среди тех, кто стал ему близким, и рядом с тем, кто стал для него всем, он впервые по-настоящему ощутил — он дома.

10. Характеристики / Снаряжение

Снаряжение:

• Уэсуто Почи — набедренная сумка шиноби, закреплена на поясе для быстрого доступа к инструментам.
• Шурикен Хоруста — кобура для сюрикенов, расположена на бедре.
• Макимоно Почи — компактная сумка для свитков, прикреплена к передней части жилета.
• Чакропроводящая катана

Статы:
• Ниндзюцу: 50
• Тайдзюцу: 20
• Гендзюцу: 50
• Интеллект: 20
• Сила: 20
• Скорость: 40
• Чакра: 50

11. Пути мастерства:

•Мастер Ниндзюцу
•Мастер Фуиндзюцу
•Мастер Сендзюцу

Стихии:

•Футон
•Суитон
•Дотон

12. ККГ: отсутствует. В будущем способен пробудить Мокутон.

13. Арт

14. Техники:

• Урамиаме (怨雨, "Недовольство дождя")
• Киригакуре но Дзюцу(霧隠れの術, "Техника скрытия в тумане")
• Суитон: Хоматсу но Дзюцу — Хьё (水遁・泡沫の術 漂, "Высвобождение воды: Техника мыльных пузырей — Дрейф")
•Шабондама но Ниндзюцу (しゃぼん玉の忍術, "Ниндзюцу мыльных пузырей") — стиль Ниндзюцу из линии пузырей (バブル系 Baburu-kei, "Bubble-Kei"), в основе которого лежит Суитон.
•Суитон: Хоматсу но Дзюцу (水遁・泡沫の術, "Высвобождение воды: Техника мыльных пузырей")
•Топящие пузыри Утакаты
•Сантока (酸透過, "Кислотная прозрачность")
•Кибакухо (起爆泡, "Воспламенение пузыря")
•Призыв: Рашомон (口寄せ・羅生門, "Кучиёсэ: Ращоомон")
•Суитон: Дайбакурью (水遁・大瀑流, "Высвобождение воды: Великий поток водопада")
•Дотон: Горему но Дзюцу (土遁・剛隷式の術, "Высвобождение земли: Техника голема"
•Дотон: Ганчусо (土遁 ・岩柱 枪, "Высвобождение земли: Копьё каменных колонн")
•Суитон: Суиджинхеки (水遁・水陣壁, "Высвобождение воды: Формирование водяной стены")
•Дорьюдан но Дзюцу (土竜弾の術, "Техника снаряда грязевого дракона")
•Дотон: Ганчусо (土遁 ・岩柱 枪, "Высвобождение земли: Копьё каменных колонн")
•Заключающая Техника (яп. 封入の術, Фуунюо но Дзюцу)
•Запечатывание Хвостатого Зверя ( 尾獣封印­, Биджуу фууин)
•Хорики Фуин (法力封印, "Печать силы Дхармы")
•Хорики Фуиндзюцу: Сен но Рикью (法力封印術・仙除離吸, "Техника печати силы Дхармы: Разделённое поглощение отшельника")
•Каге Буншин но дзюцу
•Таджу Каге буншин но дзюцу
•Дотон Сосей Дзюцу: Шиши Доджо (土遁蘇生術・死屍土壌, "Техника восстановления высвобождения земли: Почвенный труп"
•Рассенган (螺旋丸, "Спиральная Сфера")
•Дотон: Ивадеппоо но Дзюцу (土遁・岩鉄砲の術,"Техника Каменной Пушки")
•Дотон: Ёми Нума (土遁・黄泉沼, "Болото Преисподней")

Отредактировано Phoenix (2025-05-22 17:07:01)

1. Ногицуне Узумаки (Кагуцу)
2. Узушиокагуре но Сато
3. 23 года, 178см, 68кг.
4. Джоунин ранг D
5. Старшая в секте Демонизма (Обговорено с администрацией)
6. Группа крови: AB (IV) Rh−
7. Личность девушки довольно непримечательна , она общительна и весела как и многие Узумаки – энергична. Однако есть у девушки и тёмная сторона – она адепт секты Демонов, и не последний человек в этой секте.
8. Интересы девушки это вкусняшки и Демоны. Она была одержима демонами ещё с детства, однажды она случайно нашла свиток с описанием призыва и призвала… Толи свиток был поддельным, толи постарались члены секты демонов, но она не только не погибла от лап низшего демона, но и смогла высосать из него его демоническую суть и запечатать в себе. Именно тогда она пробудила в себе додзюцу - Кагуцуган (火狐眼, «Око Огненной Лисицы»). Редчайшее доудзюцу её рода, отдалённой ветви клана Узумаки.
9. Ногицуне родилась в полной семье у неё были отец, мать и два старших брата. Они всей семьёй были шиноби и носили фамилию Узумаки, однако если копнуть глубже то их корни были и со стороны Учих и со стороны Хьюга, но прямая основная линия была у них от клана Кагуцу. Этот клан ранее занимал небольшой остров в Узу Но Куни, и был известен своим доудзюцу Кагуцуган. Это было крайне редким додзюцу и за всю историю клана его смогли пробудить лишь два человека включая Ногицуне, которая будучи уже не Кагуцу, а Узумаки в возрасте шести лет случайным образом пробудила Кагуцуган.
Тогда был суровый ветер и совсем маленькая девочка была одна, она бегала по краю острова в поисках укрытия от бурной стихии и всё же нашла своё укрытие ею оказалась маленькая уже не жилая хижина. В этой хижине всё было покрыто пылью, однако вещи остались на месте. Одежда изъеденная молью, кухонная утварь и даже свитки с различными техниками. Сначала девушка просто осматривалась, но после того как затихла буря, она осмелела и стала уже интересоваться различными вещами и кругами фуиндзюцу, что были начерчены буквально везде по всей хижине. Некоторые фуин были начерчены кровью, однако это совершенно не смутило Ногицуне – в конце концов техники бывают разные и некоторые даже требуют не то что крови, а даже части своей жизни или же и вовсе полностью своей жизни, Ногицуне начала изучать эти фуиндзюцу и некоторые техники, она выучила многое, но большинство техник нельзя было использовать прямо сейчас, поскольку они были предназначен для запечатывания существ таких как биджу… Однако она нашла потёртый и местами уже нечитаемый свиток название там начиналось как Кучиёси… А дальше было трудно прочесть из-за того что остальное было часть стёрто, а часть написано на ещё старом языке не общем.
Естественно девушка решила, что она умнее всех и что сейчас у неё получится вызвать какой-нибудь древний и сильный призыв и она даже призвала поменяв некоторые печати и она призвала, правда не призыв – она призвала демона низшего ранга. Ей повезло, что на её крохи энергии откликнулся лишь низший демон. В бою с этим демоном она мало того что открыла для себя технику Конго Фуса, о которой ей рассказывала её мама Цукаи Узумаки, так ещё и смогла активировать древнее доудзюцу Кагуцуган – Огненной Лисицы – о котором ей рассказывал её отец Шибуи Кагуцу, с помощью этих техник она одолела демона, но случилось непредвиденное она с помощью свооего доудзюцу, непонятно как запечатала в себе демона, казалось что могло пойти не так? Но пошло не так всё – характер маленькой ещё тогда девочки осквернился, демон которого смогла запечатать девочка успел оставить на ней свою печать дабы не исчезнуть полностью он одарил девчушку тёмной чакрой и оставил в ней свою суть – своё Я, таким образом он надеялся не исчезнуть и не растворится в душе девчонки, а захватить его – не получилось. Из-за своего додзюцу девушка испепилила суть демона, но в ней зародилась тёмная чакра и те кто скрывались во тьме, те кто испокон веков тихо жили в Узу Но Куни зашевелились. Она убила их брата, поглотила его суть и теперь ей нужно было решить за кого она за демонов или же за простых шиноби. В конце концов от этого выбора зависило её будущее, а также будущее многих людей.
Прошли года, девушка училась и умнела она была добра с родителями и непослушна в академии, академия шиноби в Узушиокагуре была слегка другой нежели чем в остальных гакурезато, много времени их обучали фуиндзюцу, к тому же длительность обучения была намного длиннее из-за продолжительности жизни Узумаки, а также из-за их гиперактивности. В свободное же от академии время она ходила в ту самую хижину и изучала техники связанные с тёмной чакрой, а также техники фуиндзюцу. Да она решила пойти по тёмному пути из-за того, что однажды около хижины её нашли адепты культа демонов и уже те начали объяснять, что от неё чувствуется тёмная чакра, а это значит либо её выбрал своей последовательницей и своим сосудом демон или же она убила демона и забрала его силы, что было невозможно.
С того времени она играла на тёмной стороне и принимала все дары, что щедро одаривала секта Демонизма и если изначально, она просто играла на публику сектантов, то сейчас – когда ей исполнись двадцать лет, она полностью, даже незаметно для себя стала одной из главных сектанток – Последователей Демонизма.
В 21 год они втайне ото всех принесли целых пять сотен мирных жителей и слабых шиноби на одном из остров в Узу Но Куни – они принесли в жертву этих людей вызывая Высшего демона, а сосудом для него стала она. Это и стало точкой невозврата, поскольку личность этого демона была намного сильнее нежели чем личность Ногицуне и она хоть и не потеряла себя, но всё же стала Прибежищем Демона и потеряла многие личностные черты характера – если быть честным, то скорее произошло слияние демона и девушки. В будущем она стала способным лидером тайной секты ночью и доброй девушкой днём. Ногицуне - это та девушка, которая стала точкой от которой всколошилось демоническое болото и у неё уже было три фуин-тату, она уже поглотила низшего,среднего и высшего демона.
Сейчас она отдалилась от семьи, хоть и поддерживает с ними общение, помогает после смерти своего старшего брата, который умер при странных обстоятельствах и тело, которого не нашли. Теперь она больше девушка, что крутится подле Узукаге в расчёте на захват власти и приход к власти Демонического культа ведь демоны в сплаве с фуин – смогут достичь невероятных успехов.

10. Характеристики / Снаряжение

Статы:

•Нин – 50
•Тай - 20
•Ген – 30
•Интеллект – 50
•Сила – 20
•Скорось – 30
•Чакра – 50
•Под.Тип чакры: Тёмная Чакра/ чакра демонов – 100

Снаряжение:

•СНШ
•Два Танто

11. Пути мастерства:

•Мастер Ниндзюцу
•Мастер Фуидзюцу
•Мастер Гендзюцу

Стихии:

•Футон
•Катон
•Райтон

12. Додзюцу - Кагуцуган (火狐眼, «Око Огненной Лисицы»).

13. Арт

14. Техники

Техники Катона:

•Катон: Горьюка но Дзюцу (火遁・豪龍火の術, "Высвобождение огня: Техника великого огненного дракона")
•Катон: Тенро (火遁・天牢, "Высвобождение огня: Небесная тюрьма")
•Катон: Хайсекишо (火遁・灰積焼"Высвобождение огня: Горящее облако пепла")
•Катон: Хибашири (火遁・火走り, "Высвобождение огня: Бегущий огонь")
•Катон: Великий Пламенный Рассенган (火遁・豪炎螺旋丸, "Katon: Gōen Rasengan")
• Катон: Техника Великого Огненного Шара ( 火遁・豪火球の術, Катон: Гоокакью но Дзюцу)
• Катон: Техника Сокрытия в Пепле и Пыли (火遁・灰塵隠れの術, Катон: Хайджингакурэ но Дзюцу)
•Катон: Техника Драконьего Пламени (火遁・龍火の術, Като́н: Рююка́ но Дзю́цу)
• Катон: Техника Сокрытия в Пепле и Пыли (火遁・灰塵隠れの術, Катон: Хайджингакурэ но Дзюцу)

Техники Райтона:

•Техника Громоотвода (отлично подойдёт в сочитании с моими техниками воды)
•Удар Молнии
•Паутина
•Режим Чакры Стихии Молнии
•Райтон Гроза
•Райтон: Джурокучу Шибари (雷遁十六柱しばり, "Высвобождение молнии: Западня шестнадцати колонн")
•Райтон: Гроза
•Райтон: Джибаши (雷遁・磁场死, "Высвобождение молнии: Убийство магнитного поля"
•Райтон: Кангекиха (雷遁・感激波, "Высвобождение молнии: Волна сотрясения")
•Райтон: Хирайшин (雷遁避雷针, "Высвобождение молнии: Молниеотвод")
•Зеусу (ゼウス, "Зевс")
•Джигокузуки (地獄突き, "Адский удар")

Техники Футона:

•Рассенган (螺旋丸, "Спиральная Сфера")
•Лезвие Ветра (風の刃, Казэ но Яйба)
•Огненная Техника Вихря Ветра (渦旋風火の術, Узусенпухи но Дзюцу)
•Стихия Ветра: Закрученный Ветряной Шар
•Стихия Ветра: Буйный Ветер (風遁・豪風船, Фуутон: Гоофуусэн)
•Стиль-Надешико Линия Схватывающего Кулака (撫子流硬派烈風拳, Nadeshiko-Ryū Kōha Reppūken)
•Сильный Вихрь (烈旋風, Рэссэнпуу)

Техники Гендзюцу:

•Техника Обмана Разума (狐狸心中の術, Кори Шинчуу но Дзюцу)
•Техника Пришествия Тьмы (яп. 黒暗行の術, Кокуангьё но Дзюцу)
•Туманное Гендзюцу
•Защитное Гендзюцу (幻術プロテクト, Генджюцу Пуротэкто)
•Эфемерность (泡沫, Утаката)
•Гендзюцу Допроса
•Гендзюцу Оползня
Техники Фуиндзюцу:

•Заключающая Техника (яп. 封入の術, Фуунюо но Дзюцу)
•Запечатывание Хвостатого Зверя (尾獣封印­, Биджуу фууин)
•Хорики Фуин (法力封印, "Печать силы Дхармы")
•Хорики Фуиндзюцу: Сен но Рикью (法力封印術・仙除離吸, "Техника печати силы Дхармы: Разделённое поглощение отшельника")
•Техника Снятия Печати (яп. 開封の術, Кайфуу но Дзюцу)
•Ловушка Фууиндзюцу
•Несокрушимые Запечатывающие Цепи (яп. 金剛封鎖, Конгоо Фууса)
•Техника Разделения Души и Тела (яп. 魂身別離の術, Коншин Бэцури но Дзюцу)
•Техника Высвобождения Времени (яп. 時限式の術, Джиген Шинки но Дзюцу)
•Запечатывающий Стиль Восьми Триграмм (яп. 八卦の封印式, Хакке но Фууин Щики)
•Шишо Фуин (四象封印, "Печать четырёх символов")
•Ура Шишо Фуиндзюцу(裏四象封印, "Обратная четырехгранная печать")
•Зекка Конзетсу но Ин(舌禍根絶の印, "Печать искоренения проклятого языка")
•Кейяку Фуин (契约封印, "Печать договора")
•Фуиндзюцу: Санпо Фуин(封印術・三方封印, "Техника запечатывания: Печать в трёх направлениях")
•Конго Фуса (金剛封鎖, "Адамантовые запечатывающие цепи")
•Фуиндзюцу: Сейдо Фуджин (封印術・生動封陣, "Запечатывающая техника: Формация живительной печати")
•Джуиндзюцу Кидо
•Печать дренирования чакры
•Нуношибари но Дзюцу(布縛りの術, "Техника связывающей ткани")

Прочие техники:
•Каге Буншин но дзюцу
•Таджу Каге буншин но дзюцу
Кучиёсе но Дзюцу (口寄せの術, "Техника призыва")

Техники с применением тёмной\демонической чакры:

☠️ 黒葬・鬼喰咒 (Kurosō: Onikui no Jumon — "Чёрное Погребение: Проклятие Пожирающего Демона")

📛 Классификация: 

•Тип: Киндзюцу (Запретная техника) + Ниндзюцу + Фуиндзюцу + Духовное искусство
•Ранг: S
•Подтип: Демоническая чакра / Тёмная чакра / Энергия проклятия
•Принадлежность: Уникальная, персональная / Запретная техника древних кланов
•Дистанция: Средняя → Глобальная (в финальной фазе)

🔥 Природа чакры:

•Инь (陰) — тьма, иллюзия, духовность
•Демоническая чакра (искажённая разновидность чакры хвостатых, проклятых существ или самой ненависти)
•Воплощение негативных эмоций: страха, ненависти, зависти, боли

📜 Описание:

Из глубин души вызывается символический демон — олицетворение внутренних мук. Пользователь складывает 12 печатей, и его тело окутывает багрово-чёрная аура, сворачивающая пространство, как туман пожара. Затем из-под ног врага прорастает печать в виде изломанных рун, врезающихся в землю, и небо над ними темнеет.
По цепям чакры противника начинает стекать «Чёрное Погребение» — вязкая энергия, лишающая света, чувств и воли. Техника активирует ментальный жор чакры, где демон-отражение поедает суть жертвы: воспоминания, чувства, контроль над телом, а в финале — душу.
Жертва кричит без звука — потому что даже голос уже не принадлежит ей.

⚔ Эффект:

•Поглощение чакры и личности.
•Наложение печати молчаливой боли: жертва теряет возможность применять технику/двигаться.
•Разрушение сознания по фазам:
o 1-я стадия: дрожь, галлюцинации, дежавю, потеря чувств.
o 2-я стадия: отключение нервных импульсов, отрыв от тела.
o 3-я стадия: «поедание души» — жертва может потерять свою личность навсегда.
•Печать смерти: на земле остаётся метка демонической пасти, напоминающая клыкастый круг. Если противник умер — его душа запечатывается внутри этой метки.

🧠 Механика:

•Активация: 12 ручных печатей + медитация 5 секунд + пробуждение демонической чакры.
•Область действия: одна цель (точечно) / в режиме полного пробуждения — 10–15 метров радиус.
•Затраты чакры: колоссальные. Пользователь теряет до 60–70% своей чакры.
•Продолжительность: до 30 секунд — но эффект сохраняется и после, если проклятие не снято.
•Контрмеры: пользователь должен быть либо очищен святой техникой (связь с Инь-Ян), либо уничтожен вместе с меткой.

💥 Особенности:

•Демон-двойник. Техника рождает эфемерное существо, которое визуально повторяет пользователя — но искажённое, как демонический аватар (например, с глазами без зрачков, пастью из чернил, когтями).
•Нарастающая боль. Даже при выживании — техника оставляет след: шрамы на коже, бессонницу, фобии.
•Поглощение чакры. Если пользователь убивает цель, он может временно «поглотить» до 30% её чакры и укрепить себя.
•Проклятие повторного круга. Убитые этой техникой не могут быть воскрешены Эдо Тенсей, их душа запечатана за пределами мира.
🧩 Требования:
•Доступ к тёмной чакре (через проклятие, демон-симбионт, джинчурики или тёмный клан)
•Сильная воля — иначе техника поглотит самого пользователя
•Печать на сердце (специальная, удерживающая демоническую сущность)

🕯 Ограничения:

•Максимум 1 раз в день — второй раз приведёт к разрушению тела.
•Нельзя применять против более 1 цели одновременно.
•Не действует на тех, кто обладает «священной» чакрой (например, режим Мудреца Шести путей).

🎭 Визуальные и звуковые эффекты:

•Чёрные огненные символы на земле, багровые сполохи чакры, мерцание теней.
•Воздух становится тяжёлым, как в гробнице.
•Звук — похоже на сломанные скрипки и влажный вдох существа из-за грани.

⚖ Пример использования:

— Я не прошу прощения. Я — следствие.
Он ступил вперёд. Чакра сгустилась, и в небе оборвался свет. Словно из него вырвался демон — он не кричал, а шептал, на каждом слоге высекая руны в земле. Цель упала на колени, захлёбываясь тьмой, а из её глаз вытекли образы... воспоминания, лица, слова.
И больше её не было.

🕸️ 奈落夢界 (Narakumukai — "Сонный Ад Подземного Мира")

📛 Классификация:

•Тип: Гендзюцу (высший ранг) + Демоническая чакра + Иллюзия тотального погружения
•Ранг: S
•Подтип: Массовая техника / Психодуховная атака
•Принадлежность: Запретная техника древних храмов Рекан
•Дистанция: Радиус 50–100 метров

🔥 Природа чакры:

•Инь (陰) — идеален для иллюзий
•Тёмная чакра / демоническая чакра, насыщенная концептами страха, кармы и разрушения личности
•Влияние на духовный план и подсознание

📜 Описание:

При активации техники пользователь касанием земли или хлопком в ладони создаёт энергетическую волну, насыщенную символами бездны. Все, кто попадают в радиус действия, мгновенно утягиваются разумом в Наракумукай — иллюзорную реальность, где время идёт иначе, и каждый заключён в личный ад.
Это не простая иллюзия: она заставляет врага переживать цикл кошмаров, рождающихся из его глубочайших травм, ошибок и стыда. Противник проживает свою смерть сотни раз — так, как он боится её больше всего.
Чем слабее воля, тем дольше он остаётся в ловушке.

⚔ Эффект:

• Массовое погружение в иллюзорный ад: техника накрывает до 10–15 человек в радиусе.
• Психологическое разрушение:
o Потеря ориентации.
o Разрыв между сознанием и телом.
o Психическая перегрузка (может вызвать кому, потерю разума или временный паралич).
•Печать Подземного Мира: на лбу у каждого жертвы возникает символ «奈» (первый иероглиф слова «Нараку» — Ад).
•В особо сильных случаях возможна временная смерть сознания — тело живо, но разум не может вернуться.

🧠 Механика:

•Активация: 1 печать (односложное слово) + контакт с чакрой противников
•Область действия: 50 м радиус (в режиме усиления — до 100 м)
•Затраты чакры: чрезвычайно высокие, требует контроля над демонической чакрой и внутренней устойчивости
•Длительность в реальном мире: 10–15 секунд
•В иллюзии: жертва может прожить дни, месяцы или даже годы

🧩 Уникальные свойства:

•Сознание под контролем. Пользователь может перемещаться по сновидениям врагов и даже «разговаривать» с ними там, внушая страх или ложные идеи.
•Ускоренное психовоздействие. 5 секунд в реальности — эквивалент года боли в иллюзии.
•Нараку-заражение: если жертва не освободится в течение 60 секунд, её чакра частично искажается, и она становится уязвима для повторного захвата.

💀 Визуальные и звуковые эффекты:

•Звук ветра, идущего вспять. Пространство вокруг мерцает, как при жаре, но холодно.
•Глаза пользователя загораются пурпурным и чёрным светом.
•В центре поля боя распускается иллюзорный лотос — цветок бездны — с чёрными лепестками, на каждом из которых можно увидеть сцены боли, отражённые в глазах врагов.

☯ Требования:

•Проклятая чакра / Контракт с демонической сущностью / Символ на лбу (печать Нароку)
•Высочайший уровень гендзюцу
•Защита от обратного удара: техника может разрушить и самого пользователя, если он не стабилен
⚖ Пример использования:
— Скажи мне, воин, как ты умрёшь?
— …Что?
— Позволь показать.
Он хлопнул в ладони. Мир обрушился в себя. Сотни взглядов потускнели. Люди падали на колени, дрожали, теряли себя. Один шептал имя матери. Другой визжал от ужаса, видя, как его дети горят. В центре стоял он — спокойный, наблюдающий.
Ад — не где-то. Он в тебе.
Я просто открыл дверь.

🩸 羅刹鬼拳 – Расэцу Кикэн

📛 Классификация:

•Тип: Тайдзюцу + Темная чакра + Проклятие тела
•Ранг: S
•Подтип: Контактное тайдзюцу / Чакра-телесная инфекция / Кулак-порча
•Стиль: Демонический Рукопашный Стиль "Кикэн" (鬼拳 — «Кулак Демона»)
•Дистанция: Ближняя (0–3 метра)

🔥 Природа чакры:

•Ядро – Инь + Тьма, демоническая чакра особого вида: плотная, как раскалённое железо, но не горит, а заражает, проникает в ткань чакры жертвы.
•Особенность: каждый удар вбивает в тело "порчу" — метку разрушения чакры.

📜 Описание:

Расэцу Кикэн — древний стиль ближнего боя, в котором каждый удар совмещён с вбиванием демонической чакры в мышцы, меридианы и органы жертвы. Удары наносятся не снаружи, а внутрь — как будто сам кулак входит под кожу и оставляет в теле пульсирующее проклятие.
При нескольких попаданиях тело противника буквально запечатывается изнутри: меридианы распухают, кости начинают трескаться, чакра — блокироваться, а плоть — гнить. Всё это сопровождается адской болью и дезориентацией.

⚔ Эффекты:

•Разрушение изнутри: удары впечатывают "проклятую чакру", вызывая:
o внутренние кровотечения,
o разрывы мышц,
o постепенную гниль чакровых каналов.
•Запечатывание органов чувств: при попадании в голову или грудную клетку временно отключаются зрение, слух или дыхание.
•Синдром Расэцу: жертва, получив 3 и более ударов, чувствует, как её чакра утекает изнутри, а конечности начинают дрожать, отказываясь подчиняться.

🧠 Механика:

•Физика удара: удар наносится не за счёт массы, а за счёт насыщения демонической чакрой.
•Прямой контакт с телом цели активирует вбивание чакры.
•Каждое касание: оставляет в теле метку проклятия (невидимая печать, разрастающаяся с каждой атакой).
•5 ударов подряд вызывают некроз поражённых участков тела.

🧬 Уникальные техники стиля:

1. 百悪掌 – Хякуакусё: “Ладонь Ста Грехов”
Серия из 10 сверхбыстрых ударов, каждый из которых попадает в болевые точки.
Тело жертвы парализуется от внутреннего разрушения — как будто в него впустили яд, рожденный из боли.
2. 鬼牙破 – Кигаха: “Демонический Зуб Разрушения”
Один сконцентрированный кулак в живот или грудь, вызывающий внутреннее кровотечение и выброс чакры через рот и глаза. Жертва теряет контроль над чакрой.
3. 無念の裂肢 – Мунэн но Рэсси: “Разрывание Конечности Без Сожаления”
Спецудар, при котором пользователь вкладывает чакру в сустав (например, колено, плечо), и затем резким рывком вызывает саморазрыв сустава — не перелом, а именно внутреннее разведение мышц и связок.

🩶 Визуальные эффекты:

•На кулаках пользователя проявляются пульсирующие узоры, напоминающие ритуальные шрамы или руны.
•При попадании в тело противника кратко вспыхивает красно-чёрное пламя чакры, но оно не обжигает — оно отравляет.
•В теле жертвы — по линиям — начинают ползти тёмные прожилки, как гниль по корням.

☠ Побочные эффекты (для врага):

•Усталость наступает в 5 раз быстрее.
•Повышенная восприимчивость к гендзюцу.
•Возможность невосстановимых травм без медицинского ниндзя высокого класса.
•Угроза разрыва чакрового ядра (в случае 7 и более ударов за 60 секунд).

☯ Требования:

•Доступ к демонической чакре или "печать Расэцу"
•Сверхвысокий уровень тайдзюцу (уровень мастера Хокагэ)
•Физическая подготовка (иначе тело пользователя не выдержит отдачи)
•Полное эмоциональное самообладание: техника питается ненавистью, но не хаосом. Только тот, кто может контролировать свой гнев, способен направить его.

Пример использования:

— Ты думаешь, что боль — это просто?
— …
— Тогда позволь я втисну её в тебя.
Один удар. Потом второй.
Человек закричал — не от удара, а от ощущения, как его чакра течёт изнутри, как из открытой раны.
— Не дерись со мной руками. Я дерусь душой.

🦠 黒瘴流 (Kuroshō Ryū — «Поток Чёрного Миаза»)

📛 Классификация

•Тип: Ниндзюцу + Тайдзюцу-импульс с демонической чакрой
•Ранг: A
•Подтип: Коррозионный токсин / Тёмная чакра / Порча чакры
•Дистанция действия: Ближняя–средняя (до 10 метров)
•Стиль: Демонический Поток (特殊流派)

🔥 Природа чакры

•Стихия: Инь + Тёмная чакра
•Характеристика: Плотная, вязкая, испаряющаяся в виде чёрного дыма, насыщенного микрочастицами демонической энергии, вызывающей коррозию чакры и разложение тканей.

📜 Описание техники
Пользователь концентрирует тёмную демоническую чакру в ладонях и выпускает из них струю чёрного дыма — подобного ядовитому миазму, который проникает в тело и чакру противника. Контакт с этим потоком вызывает мгновенную боль, постепенную коррозию чакровых каналов и разложение плоти на поражённом участке. Кроме того, техника создаёт вокруг жертвы ауру, ослабляющую эффективность любых её техник и физических атак.

⚔ Эффекты и механика

•Первичный эффект: мгновенная резкая боль при контакте с кожей или чакрой.
•Коррозия чакровых меридианов: в течение 10 секунд снижается скорость отдачи чакры и реакций противника на 30%.
•Порча плоти: в течение 3–5 секунд ткани в зоне поражения краснеют, покрываются язвами и начинают гнить.
•Ядовитая аура: радиус 1–2 метра вокруг жертвы, ослабляющая все техники и удары на 15%.
•Длительность остаточного эффекта: до 15 секунд.
•Механика использования: требует 2 печати и 1 секунду концентрации для выпуска струи; расход чакры — 20–25% от общего запаса.
•Область поражения: конус длиной до 10 метров, угол около 45°.
•Перезарядка: минимум 1 минута между применениями, частое использование приводит к самопоражению.

💥 Особенности техники

•Позволяет наносить до трёх выстрелов подряд, усиливая накопительную коррозию чакры и тела.
•Комбинация с тайдзюцу усиливает разрушительный эффект: удары по уже заражённым участкам наносят двойной урон.
•Специальный режим — «Чёрный Покров»: при расходе последних 10% чакры техникой можно окутать себя миазмом, создавая защитный щит, который сжигает контактирующие клинки и чакру.

🕯 Визуальные и звуковые эффекты

•Из ладоней пользователя вырываются чёрные клубы дыма с пурпурными искрами.
•При контакте с целью слышен треск, похожий на горение смолы.
•На поражённых участках кожи появляются тончайшие сети чёрных прожилок.

☯ Требования и ограничения

•Необходим доступ к демонической чакре через проклятие, контракт или клановую метку.
•Высокий уровень контроля чакры (мастер средней руки).
•Недопустимо частое использование — вызывает самопоражения.
•Малоэффективна против носителей Инь-Ян или чистой чакры Сендзю.

⚖ Пример боевого применения
Ветер донёс запах гари, когда он протянул ладонь и выпустил струю чёрного дыма. Туман коснулся врага, и тот замер от резкой боли. Тёмные прожилки быстро расползлись по его коже, лицо исказила боль, но крик так и не сорвался — дыхание и чакра стали ядом.

黒焔断罪 (Kokuen Danzai) — «Чёрное Пламя Возмездия»

📛 Классификация

•Тип: Ниндзюцу / Тайдзюцу / Энергетический разряд
•Ранг: S
•Подтип: Демоническая тёмная чакра / Разрушение / Энергетический взрыв
•Дистанция действия: Ближняя (до 5 метров)
•Стиль: Апокалиптический Возмездительный Удар

🔥 Природа чакры

•Стихия: Тёмная чакра с элементами инфернальной пламени
•Характеристика: Насыщенная энергетика демонического пламени, которая не просто обжигает, а пожирает чакру и тело, пробуждая внутренний ад.

📜 Описание техники

Пользователь концентрирует внутри себя максимально плотную демоническую чакру, превращая её в раскалённое чёрное пламя, которое пульсирует в такт сердцебиению. Затем, мгновенно выплескивая энергию через ладони и удары тела, техник выпускает серию смертельных разрядов — каждый удар словно раскалённая клинковая волна, способная разорвать чакровые меридианы и уничтожить материю на молекулярном уровне.

⚔ Эффекты и механика

•Разрушительный удар: каждый физический контакт сопровождается взрывом чёрного пламени, который сжигает чакру цели, снижая её запас на 50% за удар.
•Порча чакры: поражённая чакра подвергается необратимой коррозии — в течение 30 секунд способности жертвы ослабляются вдвое.
•Физическое разрушение: ткани и органы подвержены мгновенному некрозу, вплоть до полного разрушения в зоне удара.
•Сверхскорость: при активации техники скорость пользователя увеличивается в 3 раза, позволяя наносить до 5 ударов за долю секунды.
•Энергетические волны: после каждого удара распространяется волна разрушительной энергии радиусом 3 метра, разрывающая предметы и ошеломляющая врагов.
•Длительность: активная фаза — до 10 секунд; затем техника требует перезарядки 5 минут.

💥 Особенности техники

•Можно накапливать энергию до 3 ударов, увеличивая мощь каждого следующего в 1.5 раза.
•При полном накоплении и выпуске серии ударов образуется «Пылающий Аватар» — временный энергетический образ пользователя, создающий дополнительную зону разложения в радиусе 5 м.
•Техника требует контроля высшего уровня — неаккуратное применение грозит обратным поражением и сгоранием чакры пользователя.

🕯 Визуальные и звуковые эффекты
•Ладони и тело охвачены мерцающим чёрным пламенем с пурпурными и красными отблесками.
•Каждый удар сопровождается гулом раскалывающегося камня и треском пламени.
•Взрывчатые волны оставляют за собой шлейф обугленных остатков и разорванной материи.

☯ Требования и ограничения

•Необходима глубокая связь с демонической чакрой — минимум уровень мастера высокого класса.
•Восстановление чакры после использования — долгий процесс (минимум 5 минут).
•Сложность контроля высокой — риск обратного повреждения чакровой системы.
•Практически бесполезна против полностью очищенных и защищённых техникой Инь-Ян или Сендзю.

⚖ Пример боевого применения
В мгновение ока он вспыхнул чёрным пламенем, тело будто стало живым адом. Удары сыпались, словно молнии, каждая из которых не просто разбивала броню, а пожирала саму жизнь врага. После пятого удара вокруг него поднялся вихрь темного огня, разрывающий землю и наполняющий воздух запахом сгоревшей души.

黒焔封印 (Kokuen Fūin) — «Печать Чёрного Пламени»

📛 Классификация

•Тип: Фуиндзюцу (запечатывание)
•Ранг: S
•Подтип: Демоническая / Тёмная чакра / Энергетическая печать
•Дистанция действия: Ближняя (до 3 метров)
•Стиль: Абсолютное заточение

🔥 Природа чакры

•Стихия: Тёмная чакра с элементами адского пламени (инфернальный огонь)
•Характеристика: Концентрированная, вязкая энергия со жгучим холодком, как адское пламя — одновременно пожирающая и замораживающая.

📜 Описание техники

Пользователь создаёт вокруг себя сложный иерархический узор печати из концентрированной тёмной чакры, в котором скрыт ключ к блокировке и запечатыванию чакры, жизненной силы и демонической энергии цели. При прикосновении к жертве — живой или духу — техника сковывает чакровые каналы и душу, приковывая их к пространству и времени, лишая возможности использовать силу, а при сильном налёте — навсегда заключает в заточение.

⚔ Эффекты и механика

•Блокировка чакры: немедленно подавляет любую возможность отдачи и приёма чакры цели.
•Запечатывание энергии: заточение чакровой энергии, духов и демонических сущностей внутри сложной многослойной печати.
•Ограничение движения: жертва физически скована цепями темной энергии, резко снижая скорость и силу.
•Отражение попыток разрушения: печать автоматически воспламеняется чёрным пламенем при попытке её снять, наносящие ответный урон.
•Длительность: бесконечна, если не снять печать специальным ключом или высвобождением.
•Расход чакры: очень высокий — около 50% запаса для установки печати, 20% для поддержания ежесекундно.
•Дальность установки: напрямую через контакт или с помощью заклинания дистанционно до 3 метров.

💥 Особенности техники

•Многоуровневая структура: печать состоит из 7 слоёв, каждый из которых должен быть разрушен отдельно — процесс чрезвычайно сложен и опасен для противника.
•Связь с душой: техника способна проникать в невидимые чакровые сети и духовный план, запирая души и демонов.
•Самоактивация: при попытке взлома печати происходит мощный взрыв демонической энергии вокруг запечатанного объекта.
•Ритуал жертвоприношения: для активации требуется небольшой акт жертвоприношения — проливание крови, чтобы наполнить печать жизненной энергией.
•Возможность наложения на несколько целей: максимум 3 цели одновременно, но стоимость и риск возрастают.

🕯 Визуальные и звуковые эффекты

•При активации вокруг цели вспыхивают тонкие линии чёрного пламени, переплетённые с серебристыми рунами.
•Звук — тихое шипение и жужжание энергии, похожее на дыхание древнего демона.
•Цепи и печати создают ощущение холода и давления, словно пространство вокруг сжимается.

☯ Требования и ограничения

•Необходима глубокая работа с демонической чакрой и умение управлять сложными энергетическими структурами.
•Требуется высокая концентрация и точное знание анатомии чакры.
•Применение очень утомительно и опасно для самого пользователя.
•Невозможно использовать против целей с полной защитой Инь-Ян или высочайшим уровнем Сендзюцу.
•Ошибка в ритуале может привести к разрыву чакровых меридианов пользователя.

⚖ Пример боевого применения

Его руки начертили в воздухе сложнейшие руны, и чёрное пламя, словно живое, окутало жертву. Пространство вокруг сжалось, цепи из энергии пронзили тело и дух врага, лишая его силы и свободы. Каждый вздох сопровождался мучительным шипением, и даже демоны дрожали, чувствуя силу заточения.

九尾連鎖結界 (Kyūbi Rensa Kekkai) — «Цепная Печать Девяти Хвостов»

📛 Классификация

•Тип: Клановая техника / Фуиндзюцу и Ниндзюцу
•Ранг: S
•Подтип: Демоническая тёмная чакра / Духи кудзюби / Запечатывание и разрушение
•Дистанция действия: Средняя — до 10 метров
•Стиль: Комбинированное духовное связывание и разрушительная защита

🔥 Природа чакры

•Стихия: Тёмная чакра с примесью энергии девятихвостого демона-лиса
•Характеристика: Огненно-тёмная, густая и мощная чакра, пульсирующая в такт духовному единству клана.

📜 Описание техники
Техника представляет собой уникальный ритуал, при котором носитель чакры Узумаки вызывает мощное энергетическое поле, связывающее духи Девяти Хвостов в единую цепь печатей вокруг себя и союзников. Эта цепная печать не только блокирует чакру врагов, но и способна выпускать разрушительные волны демонической энергии, поражающие всех, кто осмелится приблизиться.

⚔ Эффекты и механика

•Связывание чакры: парализует чакру врагов в радиусе 10 метров, снижая их контроль над ней на 70%.
•Энергетическая цепь: соединяет союзников через невидимые каналы чакры, позволяя мгновенно делиться энергией и поддерживать боевой дух.
•Волны разрушения: при атаке цепь вырывается наружу в виде ударных волн демонической энергии, разрушающих материю и чакровые барьеры.
•Защитный барьер: вокруг пользователей формируется полупрозрачная сфера, отражающая техники стихии огня и тьмы.
•Длительность: до 15 минут при достаточном запасе чакры.
•Расход чакры: очень высокий — до 60% от запаса при активации, затем 5% ежеминутно.

💥 Особенности техники

•Клановая синергия: эффективность усиливается пропорционально числу союзников, связанных цепью (максимум 5).
•Духовное пробуждение: при критическом уровне угрозы духи Девяти Хвостов внутри техники пробуждаются и накладывают временный усиленный режим — увеличивая силу и скорость союзников на 50%.
•Ритуальная сложность: требует особого ритуала с кровавым подписанием и глубоким медитативным соединением с духами.
•Возможность управления: мастер может направлять разрушительные волны и выбирать цели.

🕯 Визуальные и звуковые эффекты

•Возникает сеть ярко-красных и чёрных энергетических цепей, переливающихся золотистым сиянием.
•Вокруг пользователей пульсирует символ Девяти Хвостов, словно огненный обруч.
•Звук напоминает рев далеких демонов и треск пламени, сочетающийся с хоровым шёпотом духов.

☯ Требования и ограничения

•Техника доступна лишь носителям чакры Узумаки с сильной связью с духами лис.
•Высокие затраты чакры и психологическая нагрузка при длительном использовании.
•При прерывании цепи техникой врага все союзники теряют часть связанной энергии, что снижает защиту и атаку.
•Не действует на тех, кто обладает абсолютной защитой Инь-Ян или способностями высочайшего уровня Сендзю.

⚖ Пример боевого применения

Взметнув руки, он соткал перед собой и союзниками невидимые цепи пламени и тьмы. Вражеские крики стихли, когда чакра врагов стала тускнеть, словно поглощаемая тёмным огнём. Каждое движение сопровождалось всплеском разрушительной энергии — и в этот миг цепь Девяти Хвостов стала неразрывной и всесокрушающей силой.

漆黒の怨獣召喚 (Shikkoku no Onjū Shōkan) — «Призыв Черного Мстительного Зверя»

📛 Классификация

•Тип: Ниндзюцу / Призывная техника
•Ранг: S
•Подтип: Демоническая тёмная чакра / Призыв существа / Контроль и разрушение
•Дистанция действия: Средняя — до 15 метров (зона призыва)
•Стиль: Призыв и прямое управление демоническим созданием

🔥 Природа чакры

•Стихия: Тёмная чакра с оттенками ядовитой и разлагающей энергии
•Характеристика: Вязкая, холодная и густая энергия, пропитанная негативом и способная разрушать материю и чакру на молекулярном уровне.

📜 Описание техники
Пользователь взывает к древнему демоническому зверю — порождению теней и тёмных энергий, заключённому в параллельном измерении. Призванное существо появляется в мире через разрыв пространственно-временного континуума, вырываясь из мрака и хаоса. Этот зверь — воплощение разрушения и яда, способный своим прикосновением и дыханием разлагать чакру и плоть, а также контролировать пространство вокруг себя, искажая реальность.

⚔ Эффекты и механика

•Призыв мощного демонического зверя: существо огромного роста, покрытое чешуёй из чистой тёмной чакры с выделяющимися острыми шипами.
•Разложение: прикосновение и дыхание зверя вызывают быстрое гниение тканей и разложение чакры противников, снижая их силу и регенерацию.
•Искажение пространства: вокруг зверя образуется зона хаоса, где пространство слегка «схлопывается» искажая атаки и движения врагов.
•Поглощение энергии: зверь способен поглощать вражеские чакровые выплески, восстанавливая собственную силу и усиливая владельца.
•Контроль над зверем: пользователь управляет движениями и атаками существа мысленно, чувствуя его каждое движение.
•Длительность: до 10 минут или до полного уничтожения зверя.
•Расход чакры: очень высокий — до 70% запаса на призыв и 10% ежесекундно на поддержание контроля.

💥 Особенности техники

•Пространственный разрыв: призыв сопровождается болезненным разрывом реальности — звук скрипа и треска разломанного пространства слышен на дальние метры.
•Психологическое давление: присутствие зверя вызывает страх и панику у противников, снижая их мораль и боевые возможности.
•Связь с душой: призыв требует полной гармонии с демонической чакрой и частичного слияния души пользователя со зверем.
•Высокая уязвимость: зверь уязвим к техникам Инь-Ян и некоторым видам духовных атак, но при этом крайне опасен для обычных шиноби.
•Требование жертвенности: техника требует жертвоприношения — часть собственной жизненной энергии для пробуждения зверя.

🕯 Визуальные и звуковые эффекты

•При призыве на месте появления разрывается пространство — тёмная дымка с искривлениями, будто ткань мира натянута и прорвана.
•Зверь покрыт чёрной, как смоль, чешуёй с блеском, напоминающим зеркальную поверхность, острые когти и зубы сверкают холодным светом.
•Звуки — глубокий гортанный рык, скрежет когтей по камню, искажённые эхо и шепоты заблудших душ.

☯ Требования и ограничения

•Требуется высокий уровень мастерства в управлении демонической чакрой и призывными техниками.
•Высокая физическая и ментальная нагрузка — длительное использование может привести к истощению или повреждению чакровых меридианов.
•Не подходит для использования в тесных или закрытых пространствах из-за масштаба существа и разрушительных эффектов.
•Уязвимость к специализированным техникам контрпризыва и духовным барьерам.

⚖ Пример боевого применения

Пронзительный скрип разрывающейся ткани реальности заполнил воздух, и из бездны тьмы возник огромный зверь. Его чешуя отражала свет, словно зеркальная тьма, а дыхание приносило с собой разложение. Враги вокруг дрожали, ощущая, как сила жизни медленно утекает, а пространство вокруг начинает искажаться, словно само измерение борется с этим чудовищем.

終焉の絡繰 (Shūen no Karakuri) — «Механизм Конца»

📛 Классификация

•Тип: Клановая техника / Фуиндзюцу и Ниндзюцу
•Ранг: S
•Подтип: Демоническая тёмная чакра / Манипуляция пространством и временем / Печати
•Дистанция действия: Средняя — до 12 метров вокруг пользователя
•Стиль: Заклинание-ловушка и управление временем

🔥 Природа чакры

•Стихия: Тёмная чакра с древними печатями и энергией Забвения
•Характеристика: Холодная, густая, словно вязкое жидкое зеркало, которое способно поглощать и отражать пространство и время.

📜 Описание техники

«Механизм Конца» — это сложнейший ритуал Узумаки, воплощающий в себе всю силу и мудрость клана мастеров печатей. Вокруг пользователя возникает невидимая сеть печатей, которая способна не только сковать врагов, но и задерживать течение времени в пределах своего действия. Каждый враг, попавший в ловушку, словно заключён в капсулу, где каждое движение замедляется до предела, а чакра рассеивается и постепенно исчезает, как песок, просыпающийся сквозь пальцы.

⚔ Эффекты и механика

•Печатная сеть: невидимая и неслышимая, она связывает чакру и физические движения врагов, снижая скорость на 90% и блокируя большинство техник чакры.
•Замедление времени: в зоне действия время течёт иначе — для врагов каждая секунда растягивается до минут, вызывая дезориентацию и потерю концентрации.
•Поглощение чакры: сеть постепенно высасывает и расщепляет чакру врагов, не позволяя восстанавливаться и использовать техники.
•Обратная связь: пользователь может направлять энергию ловушки, разрушая чакру врагов и возвращая часть её себе для исцеления и подпитки.
•Разрушение печатей: техника крайне уязвима к взрывным и пространственным техникам, но держится от ударов большинства физических атак.
•Длительность: до 5 минут — при длительном использовании наступает усталость и ослабление чакры пользователя.
•Расход чакры: огромен — до 50% запаса на активацию и 15% ежеминутно на поддержание.

💥 Особенности техники

•Сложнейший ритуал: требует глубокого знания древних Узумакиных печатей и длительной концентрации перед применением.
•Идеально для боя с несколькими противниками: ловушка способна охватить до 6 целей одновременно.
•Ментальная нагрузка: постоянное поддержание печатей требует железной воли и контроля чакры.
•Символизм: техника воплощает в себе концепцию «конца» — разрыва времени и пространства, где каждое мгновение становится последним для врага.
•Может применяться для защиты союзников: снижая скорость атак противников, облегчая оборону.

🕯 Визуальные и звуковые эффекты

•Сеть печатей незаметна глазом, но ощущается как холодная волна и лёгкое давление на чакру.
•В моменты замедления времени слышен тонкий, едва различимый звон, как шелест страниц древней книги.
•Врагам кажется, что воздух стал густым, и каждый их вдох — словно проклятие.
•При активном поглощении чакры пространство вокруг слегка искрится, как зеркало, искажающее отражения.

☯ Требования и ограничения:

•Исключительно для членов клана Узумаки с глубоким знанием фуиндзюцу и сильной связью с демонической чакрой.
•Неэффективна против тех, кто умеет менять течение времени или контролировать пространство.
•Нельзя применять в замкнутых пространствах — эффект времени распространяется и на союзников.
•Требует высокого уровня подготовки и тренировок, иначе может вызвать внутренние травмы чакры у пользователя.

⚖ Пример боевого применения

Он глубоко вдохнул, и мир вокруг будто застыл в вечном миге. Враги, уверенные в своей скорости и силе, замедлились до состояния теней, их чакра стала меркнуть и исчезать, как исчезающий туман на рассвете. В каждом их движении — горечь обречённости, а в сердце пользователя — холодное спокойствие хозяина времени и пространства.

闇影の鎖 (Yamie no Kusari) — «Цепь Теней»

📛 Классификация
•Тип: Ниндзюцу / Контроль / Деструктивная техника
•Ранг: А
•Подтип: Демоническая тёмная чакра / Манипуляция материальным и нематериальным
•Дистанция действия: До 20 метров
•Стиль: Контроль и связывание противников с постепенным разрушением их сил

🔥 Природа чакры
•Стихия: Тёмная чакра, насыщенная ядовитыми и коррозийными свойствами
•Характеристика: Густая, вязкая энергия, словно чернильное облако, окутывающее всё вокруг.

📜 Описание техники

«Цепь Теней» — техника создания из тёмной чакры мистических цепей, способных охватить и связывать врага, проникая глубоко не только в тело, но и в чакровую систему. Цепи обладают демонической сущностью: они вызывают коррозию и разложение чакры и тканей, лишая противника возможности быстро восстанавливаться и использовать техники.

⚔ Эффекты и механика

•Создание цепей: из тёмной чакры формируются длинные, прочные цепи, которые могут быстро расползаться и искать жертву.
•Связывание: цепи мгновенно обвивают тело, ограничивая движения и сковывая чакровые каналы.
•Порча чакры: цепи постепенно «съедают» чакру противника, замедляя регенерацию и блокируя использование техник.
•Боль и паралич: воздействие цепей вызывает мучительную боль и постепенный паралич с последующим разрушением тканей.
•Расширение: цепи могут удлиняться, захватывая нескольких противников, либо концентрироваться на одной цели для усиленного эффекта.
•Разрыв цепей: противник может освободиться, применив сильное физическое или чакровое воздействие, но на это требуется время и силы.
•Длительность: до 3 минут, либо пока цепи не будут разрушены.
•Расход чакры: умеренный — около 40% на создание и 5% в минуту на поддержание.

💥 Особенности техники

•Демоническая природа: цепи будто живые, шевелятся, проникают внутрь, их невозможно отрезать или сломать обычным оружием.
•Психологическое давление: противники ощущают удушающее присутствие демонической воли в цепях, что усиливает панику и ослабляет боевой дух.
•Тактическое применение: идеальна для контроля и нейтрализации противников на поле боя, особенно в групповых схватках.
•Взаимодействие: усиливается от техники с эффектами порчи или яда.

🕯 Визуальные и звуковые эффекты
•Цепи выглядят как черные, слегка мерцающие, обвитые тёмной энергией нити с острыми шипами и узорами, напоминающими демонические руны.
•При касании слышен тихий, зловещий шепот и звук скрипа металла, словно цепи живые и страдают вместе с жертвой.
•В момент расширения цепей воздух вокруг них сгущается и холодеет.

☯ Требования и ограничения

•Требует устойчивой ментальной связи с демонической чакрой для контроля цепей.
•Неэффективна против существ с усиленной регенерацией или стойкими духовными барьерами.
•Сложна в применении в открытых пространствах, где противник может быстро отойти.
•При длительном использовании оказывает сильное воздействие на чакру пользователя.

⚖ Пример боевого применения
Из теней вырвались цепи — холодные и безжалостные, обвивая врага, словно паутина смерти. В мгновение ока движения противника замедлились, чакра стала гореть болью, а тело — неметь. Кожура демона стала рассыпаться, а в душе поселилась тьма, от которой не было спасения.

Ураган

Приняты, приятной игры.